Комментарии экспертов к итогам опроса

Понарин Эдуард Дмитриевич, PhD, профессор НИУ-ВШЭ, заведующий Лабораторией сравнительных социальных исследований

Счастливые москвичи, или куда движется Россия?

Если говорить о цифрах, то 80% счастливых москвичей – это что-то много. Телефонные опросы имеют свою особенность, люди, которых можно поймать по телефону, – это не совсем те люди, которых можно поймать маршрутным листом. Здесь, возможно, произошло смещение выборки. Но я бы хотел обратить внимание, что по данным последней волны опросов World Value Survey счастье в России, в самом деле, растет. Это связано с тем, что экономическая ситуация улучшается, происходит некоторое насыщение базовых потребностей.

«Можно ли сказать, что Москва уже совершила рывок в процессе модернизации, переход от ценностей выживания к ценностям самовыражения?» Думаю, что все-таки нет, потому что Москва разная, но другое дело, что значительная часть московского населения – да, действительно перешла на новый этап, и вот то, что мы наблюдали, например, на политической арене в декабре 2011 года – это не случайно: ведь когда насыщаются базовые потребности, потребности переходят на другой уровень.

Москва отличается от России, она действительно самая богатая, уровень жизни в Москве не сравнится даже с Петербургом, не говоря уже об остальной России. В этом смысле Москва не совсем вписывается в данные World Value Survey по всей России. Если обратиться, например, к культурологической карте мира Инглхарта-Вельцеля, то Москва будет находиться примерно рядом с Польшей. Польша – это европейская страна, которая отличается религиозностью, тоже постсоциалистическая страна, страна славянская. Уровень жизни в среднем на душу населения там примерно такой же, но поскольку там нет такого неравенства в распределении богатства, то на самом деле, средний поляк живет немножко лучше, чем средний русский. Москва, наверное, похожа на Польшу: богатая и готова на протестные шаги, если потребуется. Казалось бы, в Польше народ выбирает свое правительство, у них нет оснований для протеста, но если понадобится, то там будут публичные демонстрации, как они уже проходили там по разным другим поводам. При этом Россия все же менее религиозна, чем Польша: то, что 80% москвичей говорят, что верят в Бога, и около 76% говорят о том, что они православные, все-таки не свидетельствует об их глубокой религиозности; в Польше и в других странах, например, в очень религиозной Латинской Америке, религиозность, замеренная по регулярному посещении церкви, действительно высокая, а у нас – менее 10%.

Возможно, через какое-то время Россия догонит Москву, и мы будем двигаться в таком же направлении, если экономика будет расти.

Евгений Варшавер, Научный сотрудник Лаборатории сравнительных социальных исследований НИУ-ВШЭ

В Москве живут три основные группы мусульман

В Москве живут три основные группы мусульман. Во-первых, это «коренные москвичи» – дети, внуки и даже правнуки людей, которые когда-то перебрались в Москву с Волги или с Кавказа. Уже сто лет назад в Москве была внушительная община мусульман, у которой была своя мечеть. Сейчас такие мусульмане ничем не отличаются от других москвичей.

Во-вторых, это постсоветские мигранты – преимущественно с Российского Кавказа и из Азербайджана. Часто им пришлось уехать из родных мест в связи с войнами. Такие мигранты чаще всего уже имеют российское гражданство, а их дети говорят по-русски без акцента и, хотя бывают на родине и часто дружат с «земляками», о другой родине кроме России не думают.

Третья группа мусульман – и их-то и обсуждают на всех уровнях – это недавние приезжие, преимущественно из Средней Азии. О них не всегда можно сказать, что они живут в Москве. Есть те, кто живет и уже получил гражданство – например, некоторое время назад у киргизов была возможность получить гражданство по облегченной процедуре, и многие этой возможностью воспользовались. Есть те, кто в основном живет и работает здесь, но часто наезжает в родную страну, например для того, чтобы «обновить» миграционную карточку. При этом семьи таких мигрантов могут жить как в России, так и в стране происхождения. Есть те, кто наезжает в Россию «на вахту». Такие «вахтовые» мигранты могут постепенно осесть – найти более или менее стабильную работу, купить машину, съездить на родину «за женой» и перевезти ее в Москву. Важно, что, хотя такая миграция во многом сезонная, и летом, когда можно строить, таких мигрантов будет больше, в Москве всегда единовременно будет находиться существенное количество таких мигрантов.

Говорить о цифрах действительно сложно – в первую очередь из-за третьей группы. Такие мигранты, без сомнения, являются нынешними московскими мусульманами, однако они, наученные горьким опытом мытарств в ФМС и полицейских поборов, предпочитают свести контакт с обществом к минимуму. Они, скорее всего, неохотно будут открывать двери переписчикам, поэтому по переписи мусульман будет меньше, чем было бы, если бы они не боялись.

Если речь идет о стандартных телефонных опросах, «достижимость» таких респондентов будет ниже, потому что не всегда там, где они живут, есть телефон, более того, поскольку «вахтовики» приезжают в Москву зарабатывать, они живут «компактно» – несколько человек в комнате. Поэтому когда выборка «промахивается» мимо такой квартиры, подсобки или комнаты в общежитии, она промахивается мимо количества людей, аналогичного двум-трем обычным московским семьям. Кроме того, если интервьюер понимает, что респондент плохо владеет русским языком, он предпочтет поскорее закончить интервью, а, поскольку специальных квот для таких мигрантов в опросах не предусмотрено, недавние мигранты еще и по этой причине будут недопредставлены в опросах. Кроме того, мигранты, которые работают в Москве и пользуются московской, в том числе и мусульманской инфраструктурой, часто живут в Подмосковье, поэтому не попадают в генеральную совокупность репрезентативных московских опросов.

В результате социологи опрашивают «укорененных» московских мусульман, которым нечего бояться и у которых все в жизни хорошо – скорее всего, действительно лучше, чем у среднего москвича, который сам нередко – недавний мигрант и сталкивается с теми же проблемами, что и недавно приехавшие мусульмане. Разве что меньше боится «светиться» в переписях и опросах.

Священник Сергий Торнаги, Доктор философии (Ph.D.), доцент Международного славянского института

Определились с верой в 25 лет

Интересно, что минимальная доля православных сосредоточена в группе респондентов от 18 до 24 лет. Получается, что 25-летний возраст оказывается для москвичей своего рода “конфессиональным” рубежом, после которого начинается религиозное самоопределение респондента. По многим исследованиям получается, что молодежь менее религиозна. Действительно, люди в молодом возрасте меньше думают о Боге, чем позже.

Комментирует доктор философии (Ph.D.), доцент Международного славянского института, священник Сергий Торнаги.

25-летний возраст сопряжен с тем, что к этому времени человек получает некоторый жизненный опыт. Это происходит на фоне стабилизации гормонального состояния человека и его окончательного психологического становления. Общество потребления, в своих целях, по-прежнему жестоко извращает и эксплуатирует инстинкт размножения людей, но человеку, к этому времени прошедшему период юношеской гиперсексуальности, это уже не так сильно мешает думать, а главное – испытывать духовные переживания. Бездуховность мира потребления у молодежи вызывает горячий протест. Они обращают свои взоры в разные стороны, становятся готовыми услышать о настоящем Православии, а не о (внедренных в общественное сознание) мифах о нем. Многие, как и я когда-то, находят прибежище и утверждение для души именно в Церкви. Определившись с главным вопросом личности – ее религиозной идентичностью и духовным наполнением бытия – человек может смело и твердо шагать по жизни.