Войны, в которые нас воюют

Волгоград или Сталинград? На данный момент город свое имя не поменял; может быть, это переименование будет; может быть, нет. Не хотелось бы спекулировать о не произошедшем событии. Но что произошло, точнее, что происходит: к вопросу о переименовании Волгограда в Сталинград в публичном пространстве возвращаются, тема всплывает не в первый раз. Случайно это или нет?

Может быть, происходит своего рода тестирование общественной реакции. Если эта реакция однажды окажется попавшей в «желательный интервал», переименование произойдет. Референдум или нет – вопрос техники. Первична политическая воля.

Какой вывод можно сделать? Идет переосмысление сакральной географии; поиск смыслов. Вероятная цель — увеличение символического капитала, как сказали бы последователи Бурдье. Поиск смысла это в первую очередь поиск оптики; смысловых координат, определение «верх» и «низ», «право» и «не-право». Тут нет пре-заданных «хорошо» или «плохо». С одной точки, хорошо, с другой – плохо.

Когда появляются координаты, начинается раскраска мира. Мы сейчас, похоже, находимся в стадии раскраски нового российского мира. Интересно, ответственно, — но и страшно оказаться дальтоником в этом меняющемся мире.

Создается смысловое пространство общества, в котором мы живем. С чем мы имеем дело: ищется ли новый смысл или происходит попытка опереться на старые «выстраданные» смыслы? Если рассматривать социум как древо, с чем мы имеем дело: происходит привитие черенка или речь о смене корней? На этот вопрос у меня нет ответа, но вопрос серьезный, спектр последствий разный.

Что значит переименование само по себе? Это очень серьезное решение, оно может выглядеть исторической конъюнктурой только на поверхности. Имя собственное становится другим именем собственным, проходя через рубеж «нарицательности» . Субъект становится на какое-то время объектом. Как это? Теряются старые документы или приходят новые родители: перевыдается метрика о рождении.

Имя – это очень важно; за этим стоит не только время, память и биография; за этим стоит определенный вневременной, небесный, мистический смысл. Вспомним «Имяславские споры» на Афоне начала ХХ века, работы А. Лосева. Практический политический опыт переименования богов в русской истории тоже был, достаточно интересный. В 980 году князь стольно-киевский Владимир ставит пять истуканов-идолов, а спустя 8 лет, в 988 году, Русь принимает Православие, и князь входит в историю как святой и равноапостольный.

Что может означать обсуждаемое переименование Волгограда в Сталинград? Какой сигнал подает нам обсуждение этого переименования?

Мирный гражданский объект, город с населением более чем в миллион людей, обретает военные коннотации. Идет присвоение мирным объектам символических военных кодов. Город называется в честь великого сражения. Это бы являлось логичным, если предположить, что в стране происходит подготовка к войне. Горячей или холодной, внешней или внутренней, реальной или виртуальной, — не суть важно. Мы в пространстве нарекаемых смыслов.

Кстати говоря, хотелось бы напомнить, что существует мнение о двух различающихся войнах в середине прошлого века, перешедших одна в другую: о Второй Мировой (разворачивавшейся неблагоприятно для Советского Союза и для советских войск со стремительно меняющимся командованием), — и о Великой Отечественной, начавшейся глубоко внутри российских границ в 1942 году; в которой в 1945 году, вопреки военной и политической логике генштабов, победил русский народ, если не сказать российский народ.

Минное поле сегодня лежит перед военными историками, работающими в архивах. Напомню один факт: 9 Мая, День Победы, впервые широко был отпразднован в СССР лишь спустя два десятилетия, в 1965 году, при Брежневе.

Вообще, относительно новейшей истории СССР и РФ в обществе нет консенсуса. Мы спрашивали в одном из опросов о наиболее значимых датах ХХ века. Часто звучала Перестройка. Но в оценках – трагическое это событие или радостное, — мнения были разными. Люди затрудняются с определением роли событий, но при этом о них не молчат, — и это стоит иметь в виду, — нет вытеснения, ведь проще всего забыть то, что представляется некомфортным. Этого сейчас не происходит.

Забвения нет, как нет ни гордости, ни покаяния, — есть ожидание смысла… В этой связи, вспомню еще один опрос о памятных датах, который мы проводили среди студентов гуманитарных университетов: молодые люди неожиданно для нас часто называли траурные даты. Хотя в официальном календаре их нет.

В завершение хотелось бы напомнить, что в мире существуют институты, умеющие эффективно капитализировать войны. Для них любая война – «высокодоходное предприятие» как с политической, так и с рыночной рентой. Не хотелось бы, чтобы одно из величайших сражений ХХ века, может быть, самое героическое сражение, — Битва за Сталинград, — превратилось в ХХI веке в кому-то «выгодную войну».