«Пожалуйста, просьба ко всем бессмертным, присутствующим в зале, на ближайшие пятнадцать минут отключить свое внимание или погрузиться в гаджеты, так как речь пойдет не только о старости, но и о смерти».

Так начала свой доклад «Антропология старости: шаг в неизвестность и его ресурсные перспективы» Алина Багрина на секции «Моральный и материальный климат старения», состоявшейся 12 марта 2015 года в РАНХиГС в рамках Ежегодной V Социологической Грушинской Конференции ВЦИОМ, собирающей сотни социологов и междисциплинарных специалистов из России и зарубежья.

Пожилые лица на фотографиях святого

В 2012–2013 году служба «Среда» провела фотоисследование «Святое и Ценное». Было собрано более 2000 фотографий.

Почти 70% работ – изображения людей. В их числе, что стало неожиданным для организаторов, поступило большое количество портретов пожилых лиц.

На последовавших круглых столах с обсуждением находок звучало, что ценность пожилого возраста в России является, возможно, недооцененной экспертным сообществом, хотя интуитивно понятной и близкой многим россиянам. В своем количественном измерении эта ценность возрастает с каждым годом: Россия стареет.

Мир стареет

В прогнозе Росстата за 2014 год предложено несколько вариантов развития демографической ситуации. Во всех вариантах оценка доли трудоспособного населения выглядит одинаково, сокращаясь с 60% до 50%.

В абсолютных показателях, к 2020 году численность трудоспособного населения упадет более чем на 7.4 миллиона человек, в то время как число граждан старше трудоспособного возраста возрастет на 3.8 миллиона человек.

Стареет не только Россия, но и весь мир. Снижение рождаемости и рост продолжительности жизни является всемирным явлением, не затронувшим только 18 стран (UN Human Development Report 2005).

В этом контексте вопросы «капитализации старости» и успешность раскрытия ее социального ресурса выдвигаются на первый план, становясь влиятельным как экономическим, так и политическим фактором.

Происходит переосмысление роли пожилых людей:

1. Практическая ценность ресурсов пожилого возраста (экономическая, политическая)
2. Символическая ценность (моральный и духовный капитал)

Практическая ценность выражается в растущей доле потребления людьми пожилого возраста, в структуре занятости, в электоральном ландшафте (см., например, Grey Power – одно из влиятельных политических лобби в Австралии). Люди пенсионного возраста не только лечатся, но и голосуют, работают, путешествуют, все чаще получают новое образование.

В чем ценность старости? В том, что «я НЕ старый»

Но как выглядит ценность старости в современном мире? Не апофатическая ли это ценность, отрицание жизненного цикла, ибо «ценность моей старости в том, что я НЕ старый». Активная старость – активное бегство.

Жизненный цикл идеальных потребителей превращает их в условно бессмертных, для которых настоящая старость оказывается вытесненным, «потерянным возрастом», – равно как ее плоды мудрости, высокой душевной и духовной культуры, квинтэссенция жизненного опыта, сопряженного с телесной немощью.

В ситуации искаженного социального контракта между поколениями в тот момент, когда иллюзия вечной молодости рушится и старость вступает в свои права, возникает риск социальной депривации: как внешнего отчуждения, так и внутреннего конфликта для старого человека, неприятие им своего нового социального образа, чувство «ненужности», беспомощности, одиночество.

Причина такого положения дел, как представляется, коренится в танатофобии, в страхе и вытеснении смерти.

Более расширенно, можно говорить о хронофобии современного мира, о страхе времени, бессознательной установке на хроническое неуспевание, на «обреченность не успеть» в жизни, лишенной полноты. В такой ситуации мысли о смерти и о старости оказываются дискомфортной «установкой на поражение», человек гонит их от себя.

Старость и смерть

Как показал опрос, проведенный службой «Среда» на Вербное воскресенье 2013 г. среди прихожан двенадцати московских православных храмов, 75% опрошенных прихожан, независимо от возраста, так или иначе готовятся к своей смерти, – кстати, вопреки стереотипу, прихожане достаточно молоды: 34% – моложе 30-ти лет.

С какого возраста надо начинать готовиться к смерти?

С рождения, считают 38% прихожан. (Интересно отметить, что 45 лет является своеобразным рубиконом: до этого возраста респонденты на вопрос «Как вы готовитесь к своей смерти?» – помимо причащения и делания добрых дел говорят о том, что они «думают о смерти», старше 45 лет – не столько «думают», сколько «молятся».)

Опрос пожилых людей, безотносительно их вероисповедания и воцерковленности, проведенный примерно в это же время под руководством Д.М. Рогозина, показал: готовятся к смерти – 22% от числа пожилых респондентов.

Нестареющий мир – религиозный

Страны, в которых демографическая ситуация продолжает оставаться стабильной, – это преимущественно страны с религиозным населением, с традиционными ценностями. Связь религиозности и высокой рождаемости хорошо известна. Более того, в постсекулярном мире с падающей рождаемостью религия оказывается основной демографической надеждой.

Британский исследователь В. Карпов в статье «Концептуальные основы теории десекуляризации» (2011 г.) пишет:

«…Существует тенденция считать, что высокий уровень и религиозности, и рождаемости является следствием низкого уровня социально-экономического развития. Норрис и Инглхарт полагают, что высокий уровень развития сокращает и религиозность, и рождаемость. Однако многочисленные данные свидетельствуют о том, что среди групп, находящихся в сходных социально-экономических условиях, более высокий уровень рождаемости наблюдается в тех группах, в которых более высокий уровень религиозности».

Не является ли отношение к старости возможным ключом к демографическому росту? В религиозном космосе очевидно наблюдается иной социальный контракт поколений, принятие старости, уважение к ней. В России мы это видим, прежде всего, изучая семьи трудовых мигрантов, исповедующих ислам.

Возможно, большее внимание в России к православной катехизации («второй катехизации») пожилых людей, особым образом построенная миссия, учитывающая их нужды, церковное внимание к ним, – является жизненно не менее востребованными, чем внимание и миссия, адресованные молодежи.

«Хочу жить, пока сохраняю силы и ясность ума»

Вышеотмеченная деформация восприятия, разрывающая смерть и пожилой возраст, возможно, оказывается еще более чувствительной, если мы посмотрим на тенденции изменения отношения к смерти.

Как показывают опросы Левада-Центра, за 6 лет заметно сократилось число выбирающих в ответ на вопрос: «Сколько вы хотели бы жить?» вариант: «Сколько Бог даст» (43% в 2007 г., 26% в 2013 г.).

Зато набирает популярность ответ «хочу жить до тех пор, пока буду сохранять силы и ясность ума» (34% в 2007 г., 48% в 2013 г.) Отношение к смерти становится более рациональным. Растет недоверие к возможной поддержке со стороны окружающих Homo Economicus; россияне прогнозируют собственную отчужденность как от Бога, так и от общества в самом сложном человеческом возрасте.

Незаметность как главная добродетель старости

Что происходит в России со старыми людьми? «Их нет». Вспоминается довольно типичный случай из практики социальной работы с возрастными группами, когда активного и спешащего волонтера, доставившего по адресу еду и лекарства, – опекаемая им бабушка пытается удержать: «Мне б не столько лекарства, внучек, мне б поговорить…»

Но существует ли эта бабушка как равноправный – и даже более достойный, более мудрый человек, носитель жизненного опыта, – в глазах волонтера? Или он видит перед собой «социальную задачу»?

Проведенное несколько лет назад Г. Любарским экспертное изучение нарративов рунета с целью выяснить, что в глазах россиян является основными добродетелями старости, показало одновременно как шокирующий, так и ожидаемый результат: главная добродетель старости – незаметность.

Возможно, современный российский контракт поколений основан на вытеснении старого возраста, связанного с неизбежностью смерти. Где вытеснение, там искажение реальности, значит – ресурсная неэффективность.

Вытесняемая старость – всероссийский миф

В этой связи можно вспомнить, что вытесняемое часто оказывается невидимо доминирующим. Можно привести следующее наблюдение.

Служба «Среда» использует edutainment, онлайн игры и тесты, позволяющие собрать информацию о больших количествах пользователей.

Выборочной репрезентативности нет, но «просто опрошенных» оказывается очень много, – самые популярные тесты «Среды» прошли 200 000 («Где Вам жить в России?») и 4 000 000 («Внутреннее гражданство») человек.

Сравнивая их ответы с данными, получаемыми в ходе всероссийских опросов, приходится удивляться: вырисовывается совсем другая картина. Не несут ли в себе всероссийские опросы (со стандартно применяемым квартирным маршрутом) некий встроенный перекос, ставящий в привилегированное положение возрастных респондентов?

Выборки должны взвешиваться и перевзвешиваться. Но сравнивая результаты, заметно, что «всероссийские» россияне чаще зависят от повестки центральных СМИ, недоверчивы, высоко ценят стабильность.

Рунет выглядит не таким, но его социологически не существует, а транслируемый в СМИ образ «всероссийских» социальных ожиданий – это, возможно, более старая и даже старческая Россия, чем на самом деле.

Что делает пожилых россиян счастливыми?

Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Что повышает вероятность того, что пожилые люди считают себя счастливыми, что влияет на их самоидентификацию как счастливых или несчастных?

По полученным данным из всероссийских опросов, счастливые россияне старше 60-ти лет (таковых оказывается примерно 10 миллионов) отличаются от несчастных (примерно 20 миллионов) всего по следующим позициям:

• Доход выше 20 000 руб.
• Трое (больше, чем трое) детей
• Ежедневная молитва
• Вера в ангела-хранителя
• Вера в воскресение после смерти (и т.п.)

Раскрытие в пожилом возрасте духовных потребностей среди счастливых по самоидентификации россиян пересекается с наблюдениями, сделанными по результатам упомянутого в начале фотоисследования «Святое и Ценное». Как можем увидеть, повышение качества жизни россиян пожилого возраста не обязательно вовлекает большие затраты. «Молиться» — это недорого. 

Старые люди – добрые люди

Реализуемый службой «Среда» совместно с исследовательской группой Фонда «Общественное мнение» в 2014-2015 гг. проект «ДОБРО» подарил несколько удивительных находок, в числе которых следующая: носителями добра в обществе по мнению окружающих являются преимущественно представители слабых социальных групп, – это люди, прошедшие через потери, имеющие травмирующий личный опыт; часто это оказываются старые люди.

Впрочем, одна из других находок этого проекта – «выпадение добра», снижение его нормативной ценности в обществе; непонятность и нарастающая архаичность употребления в коммуникативных практиках. Социальный релятивизм демаркации «доброго» и «не доброго» — тревожный сигнал. Где искать ориентиры?

Работающие пенсионеры живут по заповедям

В 2013 году Служба Среда провела всероссийский опрос (полевые работы: ФОМ), в котором россиян спрашивали о соблюдении ими Божиих заповедей. Как оказалось, один из самых высоких показателей «жизни по заповедям» свойственен работающим пенсионерам.

Возможно, они могут стать духовным стержнем, носителями «символического капитала», дефицитного ресурса, необходимого для доверия в обществе, для здорового морального климата, для успешности программ социальной интеграции и мобилизации, и даже, может быть, для демографического роста.

Неожиданный ресурс

Экономическая эволюция происходит в новейшее время рывками: осваивается новое измерение «человеческого капитала», и на несколько поколений после этого возникает своего рода технологическое плато с более последовательными и предсказуемыми (хотя и стремительными на взгляд конкурирующих участников) изменениями.

Конец XIX века и начало XX охарактеризовались всеобщей грамотностью и трудовой профессионализацией. Затем, в России после 1917 года, а в других странах после Второй мировой войны, из замкнутости домохозяйств на экономическую и политическую сцену вышли женщины.

Возможно, первая половина XXI века ознаменуется прорывом в осмыслении социальной роли пожилых людей. Те страны и культуры, которые окажутся в авангарде, получат серьезное преимущество.

Личное измерение старости

Подводя итог сделанным наблюдениям, хотелось бы сделать вывод о желательности коррекции социального образа старости в России. Практическая и символическая ценность «седого ресурса» очевидно связаны между собой; искажение в одном направлении ведет к перекосу во втором.

С чего может начаться такая коррекция? Прежде всего, с честности, со «смелости к старости». Изменение отношения к чужой старости начинается с отношения к собственной старости. 

Чтобы задать вопрос автору, пишите на ab@sreda.org