«Среда» продолжает серию репортажей с исследовательского семинара по социологии религии в МГУ. 1 марта состоялось очередное заседание семинара, с докладом на тему «Новое христианство – качественные преобразования постмодернистского пейзажа» выступила социолог Ирина Каргина.

Каковы основные черты феномена нового южного христианства? Существует ли единая христианская идентичность? Можем ли мы экстраполировать этот опыт на российскую действительность? Как охарактеризовать религиозную ситуацию в современной России? Эти и другие вопросы поднимались в ходе доклада и дискуссии.

Ирина Каргина, к. соц. н, доцент, начальник Управления учебно-организационной работы МГИМО (У) МИД России.
На сегодняшний день в мировом пространстве сформировался новый гигант – это южное христианство, которое называют религией третьего мира. Оно локализуется на глобальном юге, а известный историк религии Филипп Дженкинс называет его «следующим» христианством.
Попытаемся обозначить, почему оно следующее. Южное христианство – это, по-настоящему, новое явление. С одной стороны, это образец того, как современные массовые движения распространяют глобальную культуру (протестантизм и католицизм). С другой стороны, оно является ярким примером гибридизации – разновидностью реакции на глобальную культуру, появляющуюся в намеренных попытках синтеза надстраиваемых и местных культурных особенностей, в результате чего глобальные и аборигенные культуры подвергаются локальным видоизменениям (Питер Бергер). В то же время, южное христианство притязает на роль движения, предлагающего одну из альтернативных моделей глобализации.
Рассмотрение христианства как глобальной реальности позволит нам увидеть все религии в несколько ином пространстве, экстраполировать процессы, которые происходят на глобальном юге на северные и восточные территории и понять, каким образом эти религии будут развиваться, а также пересмотреть некоторые представления о причинах и следствиях религиозного возрождения современного модернизирующегося социума, в том числе, в нашей стране.

Современная религиозная карта мира

Начну с эмпирических данных о современной религиозной карте мира. По данным Всемирной христианской энциклопедии (под редакцией Дэвида Барретта, 2001 г.). в мире к концу XX в. сформировалось 10 тыс. самостоятельных религий, из которых 150 имеют 1 млн и более последователей. Только в пределах христианства создатели энциклопедии насчитывают 33 830 деноминаций по всему миру. Большинство населения мира относит себя к верующим, а процент неверующих не превышает 3-5 на протяжении долгого времени.
Еще один источник, Всемирная христианская база данных, констатирует, что по состоянию на 2010 г. 1-ое место по числу последователей занимает христианство (33%), 2-е – ислам (22,5%), на 3 месте – индуизм (13,6%), на 4-м – агностики (9,6%), на 5 месте – буддизм (6,7%).
Анализируя данные Дэвида Барретта и его основного полемиста и создателя Всемирного справочника церквей, Питера Браэрли, мы можем констатировать увеличение доли приверженцев ислама и христианства, при этом удельный вес мусульман по сравнению с удельным весом христиан увеличивается. Христианство распространяется главным образом за счет обращения, в то время как ислам – за счет обращения и естественного воспроизводства.
Дэвид Баретт пишет о возникновении в 80-х гг. XX в. так называемых независимых церквей (independent churches). Количество приверженцев нового христианства насчитывается около 386 млн. человек. За короткий срок пропорции численности христиан изменились: приверженцы южного христианства по численности обогнали протестантов и уступают сейчас только католикам. Самые быстро растущие церкви южного христианства:1)Универсальная церковь царства Бога в Бразилии; 2) Церковь Иисуса всеобщего Бога на Филиппинах; 3) Сионская христианская церковь в Южной Африке.
Таким образом, комплекс демографических тенденций и миграционных процессов приводит к переконфигурации культурного ландшафта западных стран. Центр христианской популяции перемещается в южное полушарие, ислам продвигается на север.
Алескей Пименов, преподаватель Университета Джорджа Вашингтона, прогнозирует, что через 15 лет, когда число христиан в мире достигнет 2,5 млрд. чел., среди них самую большую группу составят жители Латинской Америки (около 640 млн. чел.), второе место займет Африка (630 млн. чел.), на 3-м месте будет Европа (555 млн. чел.). В список стран с самым большим христианским населением попадут Бразилия. Нигерия, Филиппины, Китай, но в нем не будет ни Франции, ни Италии, ни Великобритании.
По данным Питера Браэрли, темпы роста на южном континенте превышают темпы роста в Северной Европе и Северной Америке. Начиная с 60-х гг. христианское население увеличилась в 3 раза за счет Латинской Америки, Африки и Азии.
Согласно данным базы ARDA (The Association of Religion Data Archives), в Западной Африке доминирует ислам, в то время как в южной Африке преобладают христиане, что является, с одной стороны, ответом на миссионерский проект, а с другой стороны, аборигенные религии и экономические проблемы создают тепличные условия для развития христианства. Закономерно, что в конкурентной борьбе движения наиболее сильны.

Основные черты южного христианства

Во-первых, высокие темпы роста населения глобального юга приводят к тому, что численность приверженцев южного христианства обгоняет численность протестантов и конкурирует с числом католиков. К 2025 году, по прогнозам, в Мексике, Бразилии, Конго и на Филиппинах будут наиболее многочисленные христианские церкви.
Во-вторых, южнохристианские церкви более ортодоксальны, южное христианство похоже на католицизм периода, предшествующего Второму Ватиканскому Собору (безоговорочная власть епископов, строгое следование канонам, консерватизм). Прослеживаются параллели с периодом контрреформации в Европе начала XVI в.
В-третьих, прослеживается влияние со стороны харизматов и пятидесятников: глубокая личная вера, пророчества, пуританство, мистицизм строгие традиции литургии, прямые духовные откровения, затмевающие авторитет Библии. Как известно, пятидесятничество возникло в начале XX в. и по прогнозам к 2025 г. их будет около 1 млрд., что превысит количество буддистов.. Проповеди пятидесятников и южных католиков харизматичны и фантазийны, поэтому эти конгрегации часто называют пророческими. Отмечу, что в начале 90-х гг., в период религиозного возрождения в России пятидесятники и харизматы были самыми быстро растущими протестантскими деноминациями и привлекли много интеллигенции.
В-четвертых, одной из ведущих идей южного христианства является идея борьбы с демоническими силами и вера в исцеление. Сильная молитва, способная разрушить колдовство, демонов невезения, стяжательство и обещание финансового благополучия на почве экономических проблем объясняет, почему проповедь христианства на глобальном юге оказывается успешной.
В-пятых, в результате миграции населения из Латинской Америки пятидесяничество южного толка распространяется и на северных территориях (в Северной Америке). С одной стороны, стремление к сохранению примитивной церкви, исполняющей роль убежища для мигрантов, способствует адаптации и сохранению культурной идентичности, но, с другой стороны, препятствует ассимиляции, мешает политике плавильного котла. Южное христианство демонстрирует тенденцию к сохранению и процветанию примитивного религиозного мышления, что является побочным эффектом модернизации. Сообщества с южным мышлением сохраняют себя, растворяя североамериканскую популяцию. Таким образом, общий фон трансформируется, динамика глобального юга, консерватизм, растворяет западные и северные страны. Альтернатива неспособности правительств удовлетворить потребности мигрантов – распространение христианства южного толка.
В-шестых, апокалипсические и мессианские движения используют насилие для привлечения сторонников. Экстремистские христианские движения появляются в тех странах, где наиболее слаба власть.

Выводы

По оценкам экспертов, культурный разрыв между христианами юга и севера, будет только возрастать. Один из факторов, углубляющих этот разрыв, является технологический разрыв.
В южных частях мира только проникают в традиционный мир книги, таким образом, образовательный разрыв между севером и югом также грандиозен. Вследствие технологического прогресса западная цивилизация и северное христианство будет двигаться в сторону децентрализации, внеинституализации форм веры, в то время как южные христиане сохранят идеалы общинности и традиционной власти, будут оставаться харизматичными и исключительно ортодоксальными.
Культурные разногласия могут создавать реальные политические трудности для церквей, которые стремятся к глобальной идентичности и к тому, чтобы уравновесить различия и сгладить конфликты. Конфликт между югом и севером будет только возрастать и поддерживаться тем, что в вопросах морали и нравственности южные христиане значительно расходятся с северными либеральными христианами. Церкви Африки и Латинской Америки очень консервативны в вопросах абортов, гомосексуализма и выступают за традиционный институт семьи.
В то же время, южное христианство стремиться евангелизировать евроамериканский мир и усиливает процессы гибридизации. По мнению Алексея Пименова и Филиппа Дженкинса, бурные конфликты внутри христианства оставят более глубокий след, чем конфликты между исламом и христианством на века вперед.
Христианский юг вполне может возродиться в качестве нового транснационального порядка, в котором политические, социальные и персональные тождества определяются главным образом религиозными убеждениями.
В завершение доклада приведу цитату Самюэля Хантингтона: «Незападные религии являются наиболее мощным проявлением антизападничества в незападных обществах. Подобное возрождение – это не отражение современности, а отторжение Запада и светской, релятивистской, вырождающейся культуры, которая ассоциируется у них с Западом. Это отторжение того, что было названо вестификацией, провозглашение независимости от Запада, гордое заявление о том, что мы будем современными, но не станем вами».

ДИСКУССИЯ

Существует ли сегодня единая христианская идентичность?

Виктор Гараджа, д.ф. н., проф. МГУ имени М.В. Ломоносова:
Ирина Георгиевна, спасибо за доклад! Феномен южного христианства является пищей для размышления о том, что происходит у нас в стране. Очень большой вопрос – опознают ли друг в друге единоверцев южный христианин и православный? В докладе подразумевается, что еще есть глобальная христианская идентичность. Может, ее уже нет и пора сделать вывод, что христианство – это совокупность нескольких религий? Можно ли, несмотря на пропасть, разделяющую южное и привычное нам христианство, говорить о единой христианской идентичности? Не разорвала ли ее эта пропасть? Если юг оформиться в политическую власть, что это будет? Иран? Может быть, рядом с исламом растет гораздо более мощное движение?

Ирина Каргина:
В христианстве нет монолита, в том числе и в северном христианстве. Есть базовые вещи, но толкование и практики воплощения различны, христианство мозаично. У южного христианства есть общие базовые черты: пророчество, исцеления, харизматичность, борьба с демонами. Можно также провести параллели с новыми религиозными движениями на западе, которые возникли как альтернатива традиционной религиозности и имеют тот же лозунг, что и южное христианство – апелляция к силам, заложенным в человеке.

О кризисе российской социологии религии

Галина Силласте, д.ф.н., проф., заведующая кафедрой социологии Финансовой академии при Правительстве РФ:
Хочу поблагодарить за интересное сообщение, Вы дали для хорошую почву для размышлений. По сути, на проблему, которую Вы затронули, нужно посмотреть как на очень специфическую социологическую дробь, в числителе которой проблема поселенческой социологии в мировом контексте и экономической социологии, разделенная на социологию культуры. В этой дроби базовой является не социология культуры, а региональное расселение, в котором главной является социально-экономическая составляющая. По сути, мы возвращаемся к концепции 60-х гг. XX в. о том, что в конечном итоге в процессе развития цивилизации мы придем к тому, что основная идея, которая будет двигать развитие религиозных концепций и конфессиональных движений, будет социально-экономической. Основной стержень, основа, по сути, не только религиозная, она шире – мировоззренческая, идеологическая, основной рефрен южное христианства «почему я живу хуже, чем другие». Проблема бедности, поставленная в контексте декларация тысячелетия, и религиозные движения выступают в роли инкубаторов сокращения, минимизации духовных потерь, помогают объяснить, найти виновного в несчастьях.
Социология религии вышла из лона сугубо религиозного направления, она стала сочетать так много компонентов, а мы затоптались на одном понимании социологии религии, затоптали эту почву, свели ее к тому, что измеряем одни и те же показатели десятилетиями, считая, что на этом строится вся социология религии. Этот концепт объясняет процесс деатеизации, который начался в 90-е гг. и происходит до сих пор, еще в 60-е гг. среди сельского населения процент верующих составлял около 60 %, хотя по формальным показателям (хождение в церковь, соблюдение постов и т.д.) их нельзя было назвать верующими, но формальных показателей мало. В глаголе «верить» люди совмещают много понятий, не только веру в высшее существо, но и веру в лучшие возможности своей жизни, расширение глагола «верить» может объяснить другое содержание формулировки «я верующий».

Ирина Каргина:
Безусловно, вопрос методологии актуален. Мы застоялись в измерении религиозности, западная социология излечилась от застоя, благодаря колоссальному количеству межпредметных работ, помогающих понять социальный эффект, который оказывает религия на общество (религия и миграция, кибер-религиозность, кибер-церкви и т.д.).
Традиционные измерения религиозности не объясняют многих фактов современной действительности: например, многомиллионную очередь к Поясу Богородицы и его влияние на формирование гражданского общества, делаются выводы, обратные выводам мировых ученых. Чем ближе церковь и государство, сложнее построить гражданское общество, а мы пошли обратным путем.

Галина Силласте:
Из-за масштабности территории мы можем перенести модель юга и севера на Россию, как вы оценивает конфессиональные изменения с этих позиций?

Ирина Каргина:
Мы достигли к 1998 г. потолка по количеству протестантов, также и по другим христианским направлениям.

Галина Силласте:
Можно ли прогнозировать распространение ислама на север России?

Ирина Каргина:
На север ислам продвигается посредством миграционных процессов и воспроизводства. Но следует учитывать, что, например, в Великобритании, ислам принимают и этнические молодые англичане, чтобы вернуться к традиционным ценностям, об исламе они ничего не знают, но видят, что ислам содержит традиционные семейные ценности, это реакция на либерализм. Об этом пишет Родни Старк: «консервативные церкви растут быстрее, т.к. они сохраняют традиционные ценности». Конфликт между севером и югом – это конфликт традиционных и либеральных ценностей.

Станислав Горохов, к.географ.н., доцент МПГУ:
По моему мнению, Ваш взгляд на христианство несколько европоцентричен. Христианство очень разное, в Южной Корее христианство решало ее цивилизационные проблемы, в Латинской Америке, которая левоцентрична, ведется антиамериканская борьба. А на западе быть верующим сложно, чтобы им быть надо стать мусульманином.

Ирина Каргина:
Не могу согласиться с Вами по поводу Южной Кореи. Пресвитерианство в Южной Корее северного типа, с мощной миссией, все пресвитериане в России из Кореи.

Южное христианство – проблема Ватикана?

Андрей Игнатьев, к.ф.н., Свято-Филаретовский православно-христианский институт, РГГУ:
Замечу, что деатеизация в СССР началась в 70-е гг., а в 90-е гг. появилась возможность легализовать то, что было в подполье. По моему мнению, Южное христианство – это термин из риторики Святого Престола. Этот сектор католицизма растет гораздо быстрее, чем северный. Южные епископы выражают специфический драйв, что для Святого Престола является большой проблемой, игнорировать которую невозможно, но очевидна разница традиционного хабитуса и хабитуса южных епископов. Повторю, южное христианство – проблема для Ватикана, это разнообразие объединяется в категорию «они не такие, как мы». В подтексте эта проблема выражается от имени более широкой инстанции, подразумевается северный центр власти, где есть определенная рутина, в рамках северного глобального центра возникает проблема, что делать с новыми?
Данная проблема выходит за рамки традиционной социологии религии, она находится на стыке социологии религии и социологии политики, даже больше со стороны второй.
Эти вопросы перезрели в своей актуальности. В поле нашего внимания все время попадает широкий спектр феноменов, которые объединяет не только то, что эти феномены пограничны. Мы анализируем столкновение двух трендов, два класса феноменов: из центра к периферии и от периферии к центру, с севера на юг и с юга на север. Все время возникает взаимное, встречное движение.
То, что происходит у нас – это классика юга, в том числе очередь к Поясу Богородицы, я всегда говорил, что русский народ – крупнейший арабский народ Валдая.

Ирина Каргина:
Спасибо за комментарий, вопрос позиции – очень важен, я стремилась быть объективной и не давать оценок. Ватикан был озабочен тем, до каких пределов возможен процесс либерализации в рамках католической церкви. Если Вы помните, одним из претендентов на папский престол был нигерийский епископ, очень консервативный и образованный. В контексте выбора пути, размышления относительного этого феномена были.

Андрей Игнатьев:
В материалах, к которым Вы апеллировали, надо стремиться не к объективности, а к экспликации позиции.

Ирина Каргина:
Я начала с цифр, чтобы максимально дистанцироваться от оценочности в своих суждениях.

Андрей Игнатьев:
Возникает ассиметрия ценностных структур, ведь мигрант с юга приезжают жить в Европу.

Ирина Каргина:
Африканцы предельно политичны, в отличие от мусульман-мигрантов, которые приехали решать только экономические проблемы.

О потенциале интеграции южного христианства

Алина Багрина, к.соц. н., координатор социологической службы «Среда»:
После Вашего доклада в голове возникает история определенного чистилища, южное христианство – профанация проповеди христианства. Вестернизация интерпретируется как поклонение идолам в богословии, наряду с расколдовыванием мира происходит очарованием разумом. То, что происходит с восточными христианскими церквями, – это предраскольная ситуация: мистицизм, исихазм, аскетизм, миряне живут по монастырскому уставу. Православие популярно в Африке, например, среди народа масаев (Кения и Танзания), Эфиопская православная церковь – одна из самых многочисленных.
Наряду с этим происходит аксиологическое переосмысление, аксиология приходит на смену консюмеризма, мы наблюдаем дезинтеграцию южных церквей, как и северных.
Мой вопрос, когда коммуникации станут дешевле еды, выйдет ли вся эта конструкция за пределы времени и пространства? Есть ли у южного христианства потенциал к интеграции, может быть через поколение-два?

Ирина Каргина:
Нет, они абсолютно не имеют никакой связи, не идентифицируют себя с христианством, единственное, что они заимствовали – это миссионерский принцип. Нет конфессиональной идентификации, иерархии.

Юлия Синелина, д.соц.н., проф., ИСПИ РАН:
Даже южные католики? Между собой они имеют гораздо больше общего, чем с «родителями»? Как они себя называют?

Ирина Каргина:
Независимые церкви, independent churches

Андрей Игнатьев:
Дэвид Барретт имеет точную идеологическую установку, ему не хочется, чтобы они имели что-то общее.

Ирина Каргина:
Весь религиозный мир в неинституциональной форме развивается так, как он хочет, а не так, как хотим мы.

Харизматы – источник инноваций

Андрей Игнатьев:
Каждый раз мы возвращаемся к проблеме универсалий, это абсолютно тупиковый путь, он ни к чему не ведет. По этим данным во всем этом многообразии, где есть католики, протестанты и independent churches, есть ли там центр и периферия в социологическом смысле? Источник и распределение ресурсов, некоторый гегемон?

Ирина Каргина:
В современном мозаичном мире нет авторитетов, условно юг и север, это качественное деление, а не географическое, я бы нашла гегемона, если бы я его искала, на сегодняшний день гегемоном является экономический фактор, ответ культур на экономический фактор.

Андрей Игнатьев:
Харизматические католики – это тенденция. В бедном мире гегемония, в грамшианском смысле, принадлежит харизматам, инновационная волна идет от них, на них ориентируются. Юг – это амбивалентный термин, я предпочитаю использовать термины центр-периферия.

Юлия Синелина:
Вопрос к Вам, Андрей Андреевич. На сколько католические харизматы распространены в Европе? Наверно, на юге их больше?

Андрей Игнатьев:
Заимствование элементов харизматического служения происходит и в Москве. По моему мнению, импульс исходит от харизматов, наиболее сильный источник изменений.

Ирина Каргина:
Харизматическая составляющая есть и у католиков, и у разных протестантских деноминаций, плюс влияние южного темперамента. В России харизматы оказались популярными и единственными, кто сами себя содержат. Начало 90-х наблюдался всплеск, затем второй всплеск – в 1998 г., а к 2000 г.произошел отток в никуда, внеинституализированное протестантство. Был опрос среди протестантов и православных, люди идентифицировали себя как верующие. Первый самый распространенный фактор, влияющий на отток – нехватка времени, у протестантов второй фактор – конфликтность в среде протестантов. При этом, харизматы до сих пор самая многочисленная протестантская деноминация в России.

О религиозном возрождении и «ситуации транзита» в России

Андрей Игнатьев:
Рост связан с ситуацией транзита, если транзит закончился, то интенсивная религия становится избыточной, по моим наблюдениям, среди католиков показателем стала смерть Иоанна Павла II, температура понизилась, люди стали реже ходить, нехватка времени.

Юлия Синелина:
Андрей Андреевич, почему Вы думаете, что транзит закончился? Несколько независимых исследований конца 2011 г. показали рост религиозности, уменьшение количества неверующих, что вызвало удивление.

Андрей Игнатьев:
Я воздержусь от оценки, но к чему-то мы пришли, чего не было во второй половине 80-х и до 97-98 гг. Процесс трансформации опять пошел, этот процесс идет циклами.

Ирина Каргина:
Я идентифицировала очередь к Поясу Богородицы, которую мы наблюдали в ноябре, как кризис общества, эти люди пришли не как верующие, а потому что это была последняя надежда решить свои проблемы, которые государственные структуры не способны решить, что вызывает религиозное возрождение, по Бергеру. Мы стоим на грани серьезных кризисов, источники которых связаны с разными факторами, но это глубинный, системный кризис.

Юлия Синелина:
Это Ваша точка зрения, проводился опрос 160 человек, которые пришли поклониться Богородице. Его организатор, Мария Сеньчукова, выступала с докладом на нашем семинаре (репортаж с доклада).

Ирина Каргина: каков вопрос, таков ответ.

Алина Багрина: это был качественный опрос, который проводили религиоведы.

Андрей Игнатьев: они верующие по одному простому признаку – они пришли в храм.

Ирина Каргина:
По моему мнению, мы наблюдаем сейчас ситуацию, описанную Грейс Деви применительно к британской молодежи, она «благодушно равнодушна к христианству», к религии прибегают тогда, когда это нужно ее не отвергают, особенно когда есть ощущение потерянности.