Предлагаем Вашему вниманию материал, в котором данные социологических исследований соседствуют с мнениями экспертов и наблюдениями руководителя службы “Среда” Алины Багриной. Основным источником информации для этого материала стал Всероссийский репрезентативный опрос, проведенный по заказу службы “Среда” фондом “Общественное мнение” в 2016 г. В ходе этого опроса россиян спрашивали о знании и отношении к событиям на Крите, пытались понять ситуацию с социальным запросом на большее единство православного — ​да и всего христианского — ​мира, и даже проверяли, насколько хорошо православные респонденты знакомы с догматическими основаниями своей веры. Некоторые полученные результаты были предсказуемы, другие же оказались настоящими находками, в корне поменявшими драматургию этого выпуска. Что это за находки? Сохраним интригу, читайте.

Введение. “0%”

Мы начали выпуск о Вселенском Православии с попытки посмотреть на ситуацию с религиозностью в мире за последние 100 лет. Так как русскоязычных источников с информацией о численности православных в мире не нашлось, пришлось обратиться к данным зарубежных центров. Их наблюдения в среднесрочной и долгосрочной перспективе (стр. 11) свидетельствуют о небольшом увеличении числа православных. Но если посмотреть на численность православных в процентах от населения земного шара, ситуация меняется. Так, если в начале ХХ века православных было примерно 7% от населения, то в начале XXI века — около 3–4%. При сохранении такой динамики к XXII веку численность православных может приблизиться к нулю.

Как мы помним, были времена, когда полнота Православия сохранялась в нескольких людях и даже держалась на одном человеке. Так что

приближение числа верующих к 0% — это не самое страшное, что может случиться с Церковью, и при выборе между “почти 0% православных” и, например, “80% условно православных” первый вариант может быть даже предпочтительнее. Но это крайности, а в качестве ориентира хотелось бы иметь если не “царский”, то хотя бы “средний” путь (само название службы “Среда” к этому обязывает).

Был проведен экспертный опрос: как относиться к динамике численности православных за ХХ — ХХI век, можно ли изменить тенденцию? Ответы были разные (от одного эксперта из православного вуза услышали такую версию: “это все ерунда, потому что это данные зарубежных центров”), в целом не очень оптимистичные, но, тем не менее, предложенные объяснения проливают определенный свет на картину. Безвыходных ситуаций нет, есть ситуации, в которых мы отказываемся думать. Или, цитируя одного римского полководца: “Безвыходные ситуации — это ситуации, выход из которых нам не нравится”.

Мы ищем “средний путь” и при этом “занудно” полагаем, что для честности мыслительного процесса, для принятия ответственных решений необходимо собирать и анализировать данные, проводить опросы и исследования.

Поскольку управленчески-административной задачи не стоит, формат проводимых нами исследований — сугубо диагностический. Объективная диагностика не предполагает наличия целевого сценария — и в этом плюс: ведь если такой сценарий есть, возникает соблазн подгонять под него собираемые данные).

Но отсутствие целевого сценария имеет и свои минусы: нет тестируемых гипотез, четких индикаторов.

Как бы там ни было, служба “Среда” провела Всероссийское репрезентативное исследование (полевые работы: Фонд “Общественное мнение”) без заранее заданного сценария, поэтому получившаяся картина выглядит местами пестрой.

РАЗ

Правило “наоборот”

История утверждения и сохранения вероучения на Соборах в Православной Церкви полна драматических поворотов. Глядя в прошлое, мы часто вспоминаем Соборы торжествующие и намного реже воскрешаем в памяти Соборы еретические. А в какие бездны порой падала Церковь… Например, несколько раз практически происходила соборная рецепция ереси. Первое, что вспоминается в этой связи: иконоборческий Собор в 754 году, когда при поддержке императора Константина V Копронима (продолжившего дело Льва Исавра) было запрещено иконопочитание. Собственно, после этого и было решено больше Соборы не созывать.

Когда в XIX в. соборный пульс ощутимо забился вновь, вокруг был новый модернизующийся мир: с промышленностью, печатным станком, национальными языками и остро конкурирующими империями; мир, разделяемый ересями и нациями (национальными интересами).

Если в древности Церковь жила в пространстве всего нескольких империй, как правило, находящихся на разных этапах “жизненного цикла”, то пробуждение национального сознания создало в Церкви множество новых суверенных субъектов, представители которых оказались рядом друг с другом, в одном историческом времени и пространстве. Вопросы православного церковного единства в контексте соблюдения церковно-политических национальных интересов обрели особую остроту.

Соборное усилие в этом новом, “дробном” мире, тем не менее, оказалось достаточно сильным. В 1923 г. состоялся “Всеправославный Конгресс” (обернувшийся, правда, церковным расколом, во многом вызванным календарным вопросом). Можно упомянуть попытку И. В. Сталина провести Собор в Москве в 1948 г., после окончания Второй мировой войны, с целью “правильно” расставить церковно-политические акценты; попытка не удалась. Далее, о важности Собора на другой территории и, наверное, имея в виду другие цели, представители Поместных Церквей говорили в 1961 году на Родосе, в 1968 году в Женеве, затем в Шамбези (в 1976 году, в 1982 году, в 1986 году и, наконец, в 2016 году).

В интервью отца Максима Козлова (стр. 40) есть предположение о том, что такое настоящая церковная соборность. Ее возможная примета — “ненамеренность”: она случается неожиданно, когда задуманное людьми по каким-то причинам не удается и происходит что-то другое, чего, казалось бы, никто не ждал.

69% россиян узнали про Критский Собор от интервьюера

Всероссийское исследование было запланировано еще до событий на Крите. Однако проведен опрос был в августе 2016 года. Первый вопрос, имеющий отношение к собору, звучал следующим образом:

Полученные результаты представлены на графике. Знали о Критском Соборе 9%, еще 19% “что-то слышали”. Чаще других не в курсе событий оказывались молодые опрошенные (в возрасте до 30 лет). Из числа более-менее активных прихожан, которых, по данным этого опроса, в России около 17%, знал о событиях на Крите каждый четвертый.

Следующий вопрос был добавлен в анкету уже после случившегося:

Как видим, поддерживают это решение 18% россиян (28% от числа православных), а не поддерживают — 6%. Большинству же либо все равно, либо они “затрудняются с ответом”.

Можно отметить, что

среди тех, кто узнал про Крит не от интервьюера, а следил за событиями, — поддерживают решение Патриарха не участвовать в этом Соборе значительно чаще: более половины опрошенных.

В “группе поддержки” несколько больше россиян со сравнительно высоким доходом; в ней же заметно чаще оказываются прихожане.

В аудитории телепередачи “Слово Пастыря” (это 11% россиян) поддерживают решение Патриарха 34% респондентов, при этом в ней, как и в России в целом, самый популярный вариант — ​”затрудняюсь с ответом” (50%). Интересно, что реальные прихожане чаще поддерживают решение Святейшего не ехать на Собор, чем, казалось бы, лично лояльная Патриарху телеаудитория. Чем это может быть вызвано? Можно предположить феномен телесимфонии.

Телеактивные православные — группа со своей возрастной спецификой и со “своим социализмом”.

Ниже о ней еще будет речь.

В группе из 6% “не поддерживающих решение Святейшего” пенсионеров довольно мало, напротив, это небольшая, но по-своему характерная политически протестная группа, представители которой находятся в социально активном возрасте и много времени проводят в соцсетях. Они часто говорят, что испытывают “острый дефицит времени”. А при прохождении ими “догматического сканера” выяснилось, что у них имеется много догматических искажений.

Далее всем респондентам задавался открытый вопрос о причинах отношения к решению, принятому Патриархом. Среди тех, кто считал решение Патриарха неправильным, наиболее часто звучало следующее: “Патриарх должен был участвовать в Критском Соборе, так как это его обязанность”.

Следующий Собор: Москва, Иерусалим, Афон, “не важно”?

Как видно из очередного графика, отвечая на вопрос о необходимости и о предпочтительном месте следующего Собора, 32% затрудняются с ответом, 11% говорят, что он не нужен, 28% полагают, что он нужен, но где его проводить — не важно, и 27% считают, что он нужен и место его проведения имеет определенное значение.

Эти 27% распределились следующим образом:

МОСКВА: 13% россиян (17% от числа православных). Среди них довольно много ранее упомянутых “телеактивных православных”, присутствует высокое доверие Святейшему Патриарху, и еще в ней больше всего из числа тех, кто говорит о себе “в приходской жизни не участвую, но хотел(–а) бы”.

ИЕРУСАЛИМ: 8% россиян, среди них несколько больше обеспеченных людей.

АФОН — 6% россиян, в этой группе респонденты несколько чаще говорят о своем знании Догмата о Пресвятой Троице.

Три вопроса об объединении: 55%, 56%, 67%

В ходе исследования мы выясняли отношение россиян к трем разным формам возможного объединения православного христианского мира.

Первая форма объединения — всемирная организация Поместных Православных Церквей. Вопрос о востребованности такой организации задавался только православным респондентам.((Вопрос-идентификатор православного вероисповедания респондентов: «Я исповедую православие и принадлежу к Русской Православной Церкви». 2012 г: 42% от числа россиян; 2014 г: 35%; 2016 г.: 35%.))

“Нужна”, — сказали 55% из них. Что это за организация, как она может выглядеть, на каких принципах строиться, — это возможные следующие вопросы.

Кто считает такую организацию ненужной? Это 20%, в числе которых мы видим наибольшее число как раз “не телеактивных православных”, живущих в информационном пространстве не вертикальных, а горизонтальных коммуникаций (в интернете, социальных сетях). Несколько чаще это горожане, более обеспеченные, более образованные; доверие Святейшему Патриарху в этой группе несколько ниже, чем по России в целом. В этой же группе присутствует интересная амбивалентность: с одной стороны, ее представители чаще среднего говорят о том, что любят Россию. С другой стороны, они признаются, что хотели бы жить в другой стране.

Продолжая разговор о всемирной организации Поместных Церквей, 55% согласившихся с ее необходимостью православных россиян был задан следующий вопрос:

Лидирующий ответ — Святейший Патриарх Кирилл (33% православных).

Следующая и заметно меньшая группа (7%) состоит из тех, кто сказал, что во главе такого объединения должен находиться “любой православный Патриарх”. Эта группа “закрытая”: ее представители медиа-пассивны, не включают телевизор, не используют интернет, и остальные типы СМИ среди них также мало популярны. Чаще других в ней оказываются жители небольших городов и поселков городского типа. Доверие Святейшему — сравнительно невысокое. Политические взгляды: консервативные, националистические.

Другие варианты прозвучавших ответов: любой православный епископ, любой православный мирянин, В. Путин, Папа Римский Франциск, “любой человек, не обязательно христианин”.

Второй вид объединения, о котором задавался вопрос: “низовая”, инициативная международная организация мирян.

С тем, что такая организация нужна, также соглашается более половины опрошенных православных россиян (56%).

Среди тех, кто осторожно относится к самостоятельным международным мирянским инициативам, несколько больше прихожан и медиа-пассивных респондентов.

Третья форма возможного объединения: “всехристианское единство”, объединение христиан разных конфессий. О желательности этого объединения говорят 67% православных.

В группе поддерживающих всехристианское объединение православных наблюдается, возможно, наиболее высокое доверие Святейшему Патриарху Кириллу. Одновременно можно говорить о достаточно высокой интернет-активности представителей этой группы.

Несколько чаще представители этой группы определяют свои политические взгляды как “демократические”; также чаще они говорят о том, что хотят слышать в храмах современный русский язык.

Среди 7% не поддерживающих всемирное объединение христиан мы видим возможный “приходской актив” со сравнительно наибольшими суммами ежемесячных пожертвований. Если эти православные оказываются в соцсетях, то “Фейсбуку” они предпочтут “ВКонтакте”. Политические взгляды: здесь мы видим тех немногих, кто называет себя “монархистами”, другой частый выбор — “против всех”. Что их интересует: практическое благочестие и чудеса. Также они ждут Страшный Суд и говорят, что “для православных христиан интересы Отечества стоят на первом месте”.

Запрос православных на христианское единство выглядит достаточно выраженным, но насколько опрошенные имеют представление о том, с кем им предстоит объединиться?

Как выяснилось, 62% православных считают, что они имеют представление о различиях между христианскими конфессиями.

Каждый восьмой из числа православных россиян “готов причащаться вместе с католиками”: в этой группе больше женщин, они чаще занимаются волонтерской работой, “догматический сканер” выявил среди них некий крен в протестантизм (“спасение добрыми делами” и проч.).

Глядя на результаты, полученные при анализе ответов на вопросы о разных формах возможного церковного объединения,

можно говорить о достаточно высоком социальном запросе на единство православных христиан и всего христианского мира в целом. В этой связи вопрос следующий: раз такой социальный запрос на объединение существует, позволяет ли проведенный опрос предположить, что стоит на его пути, что может ему мешать? И следующий момент: насколько “высокое по самооценке” знание православными разницы между разными конфессиями соответствует действительности?

ДВА

Интересы Отечества на первом месте, все остальное — на втором

С XIX века в церковный словарь уверенно входит понятие “филетизм” (“этнофилетизм“). В проведенном Всероссийском опросе респондентам предлагалось согласиться или не согласиться со следующим утверждением:

“Для православных христиан интересы Отечества стоят на первом месте”. Как выяснилось, с этим утверждением соглашаются 28% опрошенных православных.

В эту группу попадает каждый третий православный неработающий пенсионер; в целом, в ней больше пожилых людей и, что интересно, в ней, по общероссийским меркам, люди не самые бедные. Можно предположить, что в существующей ситуации распределения доходов и социальных выплат это могут быть “кормильцы”, внутрисемейные трансляторы ценностей не только духовных, но и материальных. Какой информационный запрос стоит перед ними наиболее остро? Запрос на патриотическое воспитание. Что еще можно сказать о представителях этой группы? Они активные прихожане, читают Евангелие, чаще среднего называют католиков и протестантов “еретиками”. Половина респондентов, попавших в эту группу, ежемесячно оставляет в храмах не менее 500 рублей (то есть это возможный приходской “финансовый костяк”).

“Телесимфоническое благочестие”

Как мы уже упоминали выше, возможно, значимым фактором при формировании отношения к событиям и перспективам церковной жизни оказывается тип медиа-активности респондентов. В этой связи выделяется несколько групп. Первое разделение: на группы медиа-активных и медиа-пассивных россиян. Второе: среди тех, кто медиа-активен, выделяются группы тех, для кого важен акцент на потреблении вертикального контента (прежде всего телевизор, далее — радио и традиционные бумажные СМИ), и тех, кому привычнее горизонтальный контент (интернет, сети). Даже предварительный взгляд на ценностную, нормативную и поведенческую специфику представителей этих групп выглядит информативным. Исследования в этом направлении представляются перспективными с точки понимания современной социальной церковности.

Как мы уже отмечали, в группе теле-активных респондентов (то есть медиа-активных и склонных к потреблению вертикального контента), которых много среди православных, присутствует высокое доверие Святейшему Патриарху; можно предположить, что чем дальше православные оказываются от телевизора, тем больше разброс мнений. В этой теле-православной группе больше людей пожилых, заявляющих о своих социалистических и коммунистических взглядах. Их приходская жизнь не слишком активна. Они несколько чаще хотят единый государственно-церковный календарь; в вопросе предпочтительного языка богослужений несколько чаще выбирают современный русский, — выступая, таким образом, чуть ли не носителями идей церковной обновленческой реформы. Возможно, в их картине мира присутствует запрос на некую “вертикальную синхронность”, на отлаженность и соподчиненность всех процессов, когда “все должно быть единым” — и Патриарх, и календарь, и все остальное. По типам объединения, они не против единой организации Поместных Православных Церквей и даже не против всехристианского единства. Однако горизонтальная “организация мирян по собственной инициативе” их смущает.

Сетевые православные

В группе “медиа-активных” православных, предпочитающих горизонтальный контент, в настоящее время наблюдается другой возрастной полюс. В ней — почти вся православная молодежь; почти нет людей старше 60 лет.

Образование у представителей этой группы часто несколько выше среднего, уровень жизни также несколько выше, чем по России.

По-своему оптимистично, что в этой группе заметно чаще интересуются “современным богословием”, также есть интерес к жизни верующих других христианских конфессий и других религий. С другой стороны, в ней отмечается сравнительно небольшой интерес к событиям, связанным с деятельностью священноначалия.

Представители этой группы не особенно хотят слышать современный русский язык на богослужении, никого не считают еретиками, интересуются получением духовного образования (но при этом существующий уровень обучения в православных образовательных учреждениях часто оценивают как не очень высокий). Свое участие в приходской жизни участники этой группы чаще всего характеризуют как “затрудняюсь ответить”, — так же, как и свое доверие Святейшему Патриарху.

Обмирщение понятий

Заинтересованность “сетевых православных” в духовном образовании можно понять. Небольшая иллюстрация: при подготовке материалов в этот выпуск в строке поисковика я набрала слово “соборность”. Первая ссылка вела на Википедию: “Соборность — это понятие, введенное русским философом А. С. Хомяковым в первой половине XIX века и развитое в XIX веке славянофилами… Соборность безоговорочно осуждает индивидуализм, стремление отдельного человека противопоставить себя общности единоверцев. Соборность отвергает такое понятие, как личное счастье. Утверждает, что быть счастливым в одиночестве невозможно”. При огромном уважении к А. С. Хомякову и к наследию славянофилов, можно предположить, что останется в памяти у человека, возможно, стоящего на пороге знакомства с церковной жизнью: “…<Соборность> отвергает такое понятие, как личное счастье…”.

Продолжение темы последовало в книге, раскрывшейся на следующей цитате: “Жизнь в Церкви всегда соборна, всегда “со всеми святыми” (Еф.3:18, 2:19), так что человек в своих евангельских подвигах имеет поддержку от святых… Только в Церкви человек достигает своего вечного предназначения — делается обителью Святой Троицы (см. 1Кор.3:16–17)” (“Догматика Православной Церкви — Экклесиология”, Прп. Иустин (Попович). Соборность, о чем она? Возможно, о том, что каждый человек в своих подвигах имеет поддержку от святых, — а не о том, будем ли мы собираться вместе или нет, нужен ли нам исторический манифест церковного единства или не нужен. Соборность — это другой космос, другие время и пространство. Речь об исполнении человека, о церковном собирании без границ, — не только пространственных, но и временных.

В последнее время разговор о Соборах и соборности звучал довольно активно. Но похоже, что в нем голос христианской исцеляющей метафизики присутствовал не так часто, как мог бы. Зато много говорилось о политике, страстях и нестроениях, о не удающихся благих пожеланиях и приближающемся “конце света”. Это был разговор о соборности, постоянно “бьющейся” то об одни границы, то о другие и почти разбивающейся о них. Вопрос не в количестве этих границ и даже не в болезненности ударов, — к сожалению, именно это как раз объяснимо и по-своему естественно. Вопрос в том, что в общем христианском разговоре присутствует определенная понятийная искаженность, ставшая привычной и даже, похоже, удобной для собеседников. Часто ли пояснялось, что такое соборность, что такое Вселенское Православие, почему Церковь всегда Едина, — и что Она не может не быть Единой? В этом выпуске “Лодки” при опросе об угрозах Вселенскому Православию прозвучало, что основная современная угроза — это обмирщенность. Нет ли обмирщенности понятий, циркулирующих в коммуникационном пространстве, — искажение и редукция которых приводит к смысловым деформациям христианства. Там, где есть искажения, возникают подмены, — пусть даже вызываемые “благими намерениями”, — и укореняющиеся в нашей “теплохладности”.

Об одной такой подмене — речь ниже.

ТРИ

Нужны ли догматы

В Православии существует понятие догматов. С тем, что “догматы важны”, во всероссийских опросах соглашается большинство россиян. Но что стоит за этим согласием? Вспоминается мнение одного батюшки: “Так ли важно то, что разделяет людей? Живи по заповедям и верь во Христа”. Как здорово звучит: смотреть на то, что нас, христиан, соединяет, — с надеждой на то, что разъединяющее нас как-то само собой “рассосется” и излечится. Точка зрения привлекательная, есть в ней что-то детское и простое. Но что это за простота?

Почему-то ни один из православных Святых Отцов не говорит: ну их, догматы, будь хорошим человеком и достаточно.

Вспомним Игумена Земли Русской Преподобного Сергия, его Троичное откровение, не оформленное ни в доктрине, ни в тексте (“Взирая на единство Святой Троицы, побеждать ненавистную рознь мира сего”). Он не писал энциклики, как папа, не нес откровение огнем и мечом, как крестоносцы. Но он предстоял у колыбели русской единой государственности после эпохи княжеской раздробленности с новым центром в Москве. А с точки зрения соборности, в которой “…мы всегда со всеми святыми”, — он и сейчас с нами. И сегодня православная Россия жива откровением о Троице Собирающей. Искажения на нашей совести, но замысел свят и светится сквозь века.

Вопрос об исхождении Святого Духа

В ходе проведенного Всероссийского исследования православным респондентам был задан вопрос, относящийся к православному пониманию догмата о Святой Троице.

Исследования православной религиозности мы в России проводим не первый год, и нашей рабочей гипотезой было то, что большинство опрошенных выберет вариант “затрудняюсь ответить”. Но это оказалось неверным: опрошенные не “затруднились”, отвечая на вопрос о Filioque.

С тем, что “Святой Дух исходит от Отца и от Сына”, согласилось 69% православных россиян.

Хочется помолчать и осознать этот факт во всей его полноте.

Потеряли Троицу

Что такое Троица? Непостижимо сие. Напоминание: Бог Троица — это любовь.

Слова о важности раскрытия Троичного догмата в истории русского Православия звучали не один раз. Если восприятие Троицы оказывается деформированным, не может ли это означать, что над нашей землей оказывается чужая и чуждая небесная оптика? Часто говорят о тотальном “чувстве вины” в русском человеке. Вместо любви — чувство вины. Глядя на результаты исследования, начинаешь думать: может быть, это заслуженное чувство?

Преподобный Сергий дал нам догматическое откровение удивительной высоты. А мы — уронили, не удержали?

Сегодня память о преподобном Сергии Радонежском щедро расходуется на мероприятия, праздники, сувениры, памятные знаки. Для многих это своего рода символический капитал, которого не хватает в современной России. Но честны ли мы в ощущении себя его духовными чадами?

Исхождение Святого Духа, по мнению большинства опрошенных, происходит и от Отца, и от Сына, “симметрично”. Это и есть филиокве, что не соответствует православному учению. Что за этим стоит? Позволю себе небольшое частное рассуждение. Обращаясь к православному образу Пресвятой Троицы, перед внутренним зрением видишь икону св. Андрея Рублева: объем, пульсирующая наполненность, динамичная непрерывность; геометрически — треугольник. А Троица с филиокве выглядит как вертикаль: сверху Святой Отец, под Ним — Святой Сын, снизу голубем Святой Дух (такие изображения Троицы можно встретить на алтарях Западной Европы). Вертикаль, как имперский жезл; двумерная редукция иной полноты; скорее власть и договор, чем сердце и любовь.

В этой геометрической редукции филиокве делает законным совершенство копии, — сценарий, в котором копия неотличима от оригинала и даже может превосходить его. Тут вспоминается Ватикан, “Сотворение мира” Микеланджело. Копия, превосходящая оригинал. Манифест царства симулякров и цифрового мира, победившего в ХХ веке аналоговый мир. В рыночном мире цифрового копирования и хранения информации, в котором мы живем, цифра — бесконечна, безупречна и проста; в то время как в аналоговом мире “неуподобленных образов” у копии есть право на ошибку. Если первое законно в механическом мире, второе — свойственно миру живому. В цифровом механическом мире может быть комфортно жить, но умирать в нем как-то менее комфортно.

Филиокве, помимо прочего, это возможная несвобода Сына, Который становится “полностью идентичен Отцу”, при этом оказываясь вписанным в иерархически нижестоящую матрицу. Определенный парадокс тут в том, что исторически филиокве возникло как раз с обратным намерением; с “благим человеческим” пожеланием западных богословов сделать Сына равным Отцу, в противовес арианскому учению. Филиокве — это статичность, предопределенная симметрией, которая лишает Троицу динамизма, возвратного и подхватывающего нас исхождения Святого Духа. Мир, который статичен и в котором копия несвободна (даже если она “прекрасна”), — это мир, в котором болезненной исторической драмой развертывается спор о предопределении, понятийно невозможный в православной вселенной; мир, в котором невозможно обожение и задача спасения решается земным и рациональным образом: индульгенцией. “Гарантию на спасение” выдает земной институт с неземными полномочиями, выдает не по любви, а “в обмен на…”.

Это дорога в мир, в котором нас — православных — не ждут, но куда мы идем, ведомые собственным догматическим равнодушием.

В этом контексте “Потеря Троицы”, возникающая в силу догматических искажений, недостаток любви, невозможность обожения и традиционное русское чувство вины естественным образом оказываются рядом. И далее вспоминается чеховский призыв “выдавливать из себя по каплям раба”. По сути, это призыв к языческой жестокости к самим себе, вызванной ощущением и отторжением собственного внутреннего раба.

Возможно, что, пока сохраняется это рабство, Орда не ушла, — она сохраняется в пространстве внутренней несвободы сквозь века и при разных политических режимах. Дело, благословленное преподобным Сергием, до сих пор не завершено.

У “внутреннего рабства” есть внешние издержки. Например, добровольная готовность к пребыванию под игом лишает возможности покаяния. Не могут каяться рабы, ибо пока они несвободны — в чем им каяться? Чувство вины есть, а покаяния — нет. И “всем поровну” — это тоже похоже на обращение к интуитивной справедливости несвободных людей, не терпящей неравенства.

В контексте разговора о Вселенском Православии, это “внутреннее рабство”, возможно, обрекает Русскую Православную Церковь на определенную герметичность. Православие свидетельствует о высочайшей внутренней свободе, не зависящей от внешних ограничений; об огромной личной ответственности человека, который постоянно и добровольно осуществляет выбор. Возможно ли объединение свободных людей с теми, кто не сбросил ига, кто живет не в любви и ищет свое место в пределах Церкви, но за пределами догмата о Троице?

Возвращаясь к чеховской цитате, напомним, что христиане рабов не “выдавливали по капле”, а освобождали. Своих — отпускали, а чужих рабов сперва выкупали, затем освобождали. Так что

не “…выдави из себя раба”, а “…выкупи раба и отпусти его на свободу”.

“Выдавливать”, возможно, для многих понятнее и проще, чем “трудиться”, “зарабатывать”, “выкупать”. Для столь многих усилий нужна сильная мотивация. Может быть, для того, чтобы она появилась, нужно полюбить раба? Увидеть и полюбить в нем (в себе) человека, узнав в нем (в себе) образ Божий.

Надеемся, молитвами преподобного Сергия не все потеряно. Хотя на этом пути придется потрудиться.

“Изнурение тела способствует духовному росту”

Посмотрим на 10% православных, не соблазнившихся искушением филиокве. В этой группе несколько больше женщин, сельских жителей и людей в пожилом возрасте. Они заметно реже присутствуют в социальных сетях и чаще занимаются благотворительностью. Они паломничают и высказываются против объединения православных мирян из разных стран по своей инициативе. Заметно лучше других групп они показали себя в знании догматов, памятуя про Страшный Суд и воздушные мытарства, полагая всех людей грешниками и считая, что “аскетический образ жизни является наиболее правильным”. Более того, в этой группе наблюдается высокое согласие с утверждением “Изнурение тела способствует духовному росту”.

Похоже, что социальная рецепция Православия в России неотделима от аскезы и даже, возможно, приближается к границе, за которой начинается вытеснение человеческой телесности.

Церковь спящих и трезвение

Возвращаясь к “ошибающемуся большинству”, хочется как-то объяснить случившееся и, может быть, попытаться оправдать 69%, выбравших филиокве. Возможно, респондентам, назвавшим себя “православными, принадлежащими к Русской Православной Церкви”, — выбирать вариант “затрудняюсь ответить” в имеющем отношение к догматике вопросе представлялось определенной “потерей лица”. И вот человек смотрит на список вариантов и думает: “А как будет правильно, как лучше?” В этой ситуации включается некий внутренний суфлер, навигатор социальной справедливости, напоминающей про “социалистическую уравниловку”: “…А что ж это мы Сына обидим? Уж если давать Святого Духа, то всем поровну!” Может быть, нашим респондентам хотелось, чтобы “поровну”, потому что им казалось, что “так будет лучше”.

Этой “социалистической версии” предшествует условие неосознанности церковной жизни.

Люди не задумываются. Церковь спящих.

Пребывая в этой “69-процентной православной растерянности”, мы готовили вопросы к встрече с отцом Максимом Козловым. Не хотелось безысходности, но… Неожиданно отец Максим подсказал выход, точнее, путь к выходу, напомнив о традиции вероучительной проповеди (см. стр. 47).

Когда прозвучало это напоминание, наконец, стало понятнее, зачем в анкету проведенного опроса был включен большой, сложный, во многом экспериментальный блок “Догматический сканер”. В какие-то моменты было не очень понятно, зачем мы, собственно, это делаем, словно пытаясь провести своего рода всероссийский догматический аудит. Но после того как случилась 69%-ная находка с филиокве и, возможно, новую актуальность обрел разговор о вероучительной проповеди, наличие этого блока стало наконец объяснимым и для нас, его авторов и заказчиков. Результаты этого опроса одни, возможно, назовут ужасными, другие, напротив, сочтут достаточно оптимистичными.

По большому счету, спектр оценок — это не так важно; важно, чтобы за разностью мнений стояло общее усилие к трезвению.