За минувшее столетие на территории России сменились три государства, в каждом из которых была представлена своя образовательная модель. На наши вопросы, касающиеся их особенностей и различий, отвечает Алексей Любжин, доктор филологических наук, историк образования, автор монументальной «Истории русской школы императорской эпохи»

От истоков

— Алексей Игоревич, давайте начнем хронологически. Из чего складывалась система российского образования?

— Она, как и все европейские системы, состояла из начального, среднего и высшего, но у всех этих звеньев были свои особенности. Наверное, имеет смысл говорить только о среднем образовании, поскольку в высшем я не специалист, а начальное, в общем-то, довольно стандартно. Среднее образование охватывало совсем небольшую долю населения, 5-6 процентов детей. Это были несколько сотен учебных заведений: если брать министерские семинарии, то их было около ста, по числу епархий, поскольку они были епархиальными. Кадетских корпусов еще меньше; система коммерческих школ тоже была сравнительно небольшой — это десятки заведений. Министерских гимназий несколько больше, реальных училищ поменьше. Вот мы, фактически, и перечислили основные типы. Они заметно разнились и по предметному набору, и по социальному составу учащихся, и по своим задачам. Понятное дело, что кадетские корпуса предназначались для военных, причем, в основном, из не самого привилегированного дворянства. Дети из более видных семейств шли в Пажеский корпус, в Училище правоведения, в Александровский лицей — таких учебных заведений было немного.

Подготовка офицерского состава

— Кадетские корпуса были для более простой публики, в основном, конечно, из семей потомственных военных. Они далеко не покрывали потребности армии в офицерском составе. Во-первых, кадетский корпус — это все-таки среднее общеобразовательное учебное заведение, а не военно-профессиональное. В эпоху Николая I их «надстраивали» специальными и военными предметами, а потом взвыли от этого. Решили, что в военных училищах должны изучаться специальные военные дисциплины, и военные училища были надстройками над кадетскими корпусами, которые давали дополнительное профессиональное образование. Не все, кстати, понимают разницу, скажем, между военным училищем и юнкерским училищем. На самом деле разница есть: военное училище — это для лучших, юнкерское — для тех, кто поплоше. Для совсем простой публики, не выдерживающей кадетский курс, там довольно интересный общеобразовательный компонент: непременно два языка —  французский, немецкий (классические языки не преподавались), и упор на хорошую физическую подготовку. Я как-то видел старую кинохронику — то, что они там проделывали, действительно впечатляет. Большое внимание уделялось воспитанию в духе лояльности. В результате императорская Россия достигала того, чего хотела: она получала образованных, высококвалифицированных офицеров всех родов оружия, которые были верны престолу и отечеству. Революция не могла случиться на первом или втором году войны, потому что тогда еще был цел старый офицерский состав, и, только когда он был выбит и его место занял новый, получивший во многом довольно поверхностную подготовку, только тогда с армией могло произойти то, что произошло.

Классическая гимназия. Отбор

В русской гимназии был довольно высокий процент отсева. Если в первых классах учились по пятьдесят учеников, то к старшим классам их количество сокращалось примерно до тридцати

— Алексей Игоревич, давайте остановимся подробнее на классической гимназии, на списке предметов в ней. Что требовалось при поступлении?

— Вступительный ценз был довольно простым: грамотность и знание основных молитв. Достаточно примитивный экзамен. Но, по-видимому, даже простой экзамен не позволяет оценить способности, к любому разовому экзамену можно подготовиться. Соответственно, в русской гимназии был довольно высокий процент отсева. Если в первых классах учились по пятьдесят учеников, то к старшим классам их количество сокращалось примерно до тридцати. Кстати, это тоже довольно занятно: у нас утверждали, что семья абсолютно не доверяла школе, но пятьдесят детей в классе говорят об обратном. Гимназии и рады были бы принимать поменьше, так как неимоверно трудно преподавать в таких условиях, но часто возникали такие обстоятельства, что гимназия просто не имела возможности отказать родителям.

Учебная обстановка и предметный набор находились в некоторой противофазе. Лучшая программная рамка для гимназии была установлена уставом 1871 года, с тех пор она только портилась. А вот общая ситуация в школе, напротив, улучшалась — благодаря тому, что Александр ΙΙΙ на время приостановил расширение гимназической сферы: количество гимназий в его царствование росло, а количество учеников даже несколько сократилось.

Социальное положение гимназических учеников в среднем несколько улучшилось, наплыв учащихся из низших слоев населения был приостановлен (знаменитый циркуляр «о кухаркиных детях»). Но самое любопытное заключается в том, что, когда на рубеже ΧΙΧ-ΧΧ веков стали серьезно анализировать образовательную статистику, выяснилось, что этот циркуляр не оказал никакого влияния на ситуацию, процесс начался до него и не ускорился после него. Конечно, из низов общества в школу приходило много плохо управляемых детей, потенциальных кандидатов на отсев, без ясных перспектив, куда им дальше идти. Семья тоже должна помогать своим детям в учебе, и понятно, что больше возможностей для этого было у интеллигентных семей. Есть пропорция учеников из низов, которую школа может переварить, и есть пропорция, которую переварить невозможно. И в этом смысле время Александра III было достаточно благотворным. Учебная обстановка улучшалась, хаос и раздрай сменялись достаточно серьезной работой.

Что касается общественного поведения гимназистов, то пик их нелояльности к власти пришелся на 1905 год, а потом все стало выправляться. И вплоть до 1917 года гимназисты были активными контрреволюционерами.

Три предмета концентрации гимназической программы

— Теперь о предметном наборе. По катковской концепции, которая легла в основу устава 1871 года, должно было быть три предмета концентрации. Катков считал, что много предметов не нужно — это рассеивает внимание (мы об этом еще скажем пару слов, когда перейдем к более поздним временам). Много латыни, много греческого, много математики — вот предметы концентрации. Катков считал абсолютно не нужным преподавание в больших масштабах родного языка и родной литературы, что, в общем-то, резонно, потому что с ними легко можно познакомиться без всякой школы. Кстати, большая ошибка думать, что, если кто-то чего-то не знает, то он в школе должен этому научиться. Не должен, абсолютно. Немного физики, немного истории, — хотя и ясно, что осмыслять и преподавать историю в школе очень непросто. Разумеется, география, а также всяческое чистописания. Обязательно один новый язык — французский, немецкий, — при этом расписание должно было быть составлено так, чтобы можно было изучать оба. Закон Божий, иногда логика. Потом при Ванновском, который проектировал единую школу (слава Богу, его быстро уволили), кое-что вредоносное сумели ввести: в первых двух классах гимназическая программа была фактически ликвидирована, ликвидированы древние языки. И потом более разумные люди, которые пришли на место Ванновского, уже не смогли это восстановить. Рамка ухудшалась, и особенно стремительно ухудшалась при Николае II и при графе Игнатьеве, предпоследнем министре просвещения. Грозила бифуркация: то есть первые четыре класса должны были стать одинаковыми у гимназии и у реального училища. Это привело бы к падению преподавания древних языков и к понижению уровня культуры.

Языки классической древности и интеллектуальная честность

Изучение древних языков — это способ интеллектуальной тренировки, как математика. Способ, разумеется, не универсальный, но рассчитан на формирование определенных способностей, и главная из этих способностей — интеллектуальная честность

— Есть два аспекта: учебный и воспитательный. Изучение древних языков — это способ интеллектуальной тренировки, как математика. Способ, разумеется, не универсальный, но рассчитан на формирование определенных способностей, и главная из этих способностей — интеллектуальная честность. Ученик и учитель находятся в абсолютно равном положении: есть некий текст, есть словарь, есть набор правил, и ученик может уличить учителя в том, что он хуже воспользовался этим набором правил словесных значений (наверняка любой ученик, изучающий древние языки, с такими ситуациями сталкивался). Здесь все стоят перед лицом истины более высокой, чем они. Математика не такова. Я сейчас излагаю аргументацию Зелинского. В математике заблуждение не может держаться, по крайней мере, в рамках школьной программы — ей просто неоткуда взяться, нет предмета для спора. А в русском ли, или в любом другом современном языке все устроено авторитарно: «Так не говорят, так не пишут, надо писать и говорить так-то и так-то».

— То есть изучение классических языков в первую очередь позволяло ученику научиться думать?

— Оно давало такую возможность. Но, разумеется, ничего не гарантировало.

— Это инструментарий?

— Да. И он в определенной степени противоречит характеру молодости, поскольку молодость увлекается эмоциональными вещами, и к интеллектуальной честности не очень-то склонна. Предвзятое мнение и юношеский максимализм очень часто эту интеллектуальную честность забивают. Тот же Милюков, глава кадетов, был хорошим учеником, очень любил Вергилия, но эту его трогательную любовь разбила какая-то знакомая, заявив, что он занимается всякой рухлядью и ерундой, а надо прогрессивных писателей читать — и спасать народ. Это ни к чему хорошему не привело ни его, ни страну.

Но потенциал был заложен, и интеллектуальная культура все же повысилась. Хотя серьезные результаты начали сказываться только в XX веке, и даже не в самом его начале.

— Вы имеете в виду университетских преподавателей?

— Я имею в виду общий интеллектуальный климат в стране. Переломить ситуацию удалось примерно после 1908 года. Правда, затянувшаяся война, к сожалению, оживила старые воспоминания о всяком народном благе и тому подобных порнографических вещах.

Народное образование в империи

— Ясно, что такая модель, само собой, подразумевала некоторую элитарность, хотя, как мы уже выяснили, ценз на поступление в самые высокоинтеллектуальные учебные заведения был не столь высоким, как принято думать, отсев больше происходил на позднейших этапах. Но наверняка уже в то время были радетели системы всеобщего образования?

— Да, разумеется.

— И то, что мы знаем под именем «всеобуча», было концептуально сформулировано еще в XIXвеке?

— Собственно, против системы всеобщего начального образования никто не возражал, и энергичнее всего этим занималось само министерство просвещения. Ну, еще Духовное ведомство, но оно хуже, поскольку церковно-приходская школа ничем не отличалась от министерской школы, ни по каким параметрам. Сравнивали довольно тщательно, и оказывалось, что даже с Законом Божьем и с церковным пением в земской министерской школе ничуть не хуже, чем в церковно-приходской,  но церковно-приходская была много дешевле. Это был такой тип школы, который позволял не платить сотрудникам, содержать их впроголодь, что, на мой взгляд, не есть хорошо. В этом смысле довольно мрачной была роль Победоносцева, он, похоже, был идеологом дешевой школы, на которую не тратятся ни церковные, ни казенные деньги. Министерство несколько замедляло темп своей работы, начиная еще с Александра II, исходя из того, что, по его наблюдениям, крестьяне доверяли не любой, а благоустроенной школе. И потому в министерстве пытались работать так, чтобы не опускать планку качества ниже определенного предела, а для этого нужно было привлекать не самый худший контингент преподавателей — а ему нужно было платить. Средства пытались концентрировать, а не размазывать по всей территории страны. Если при Александре II идея всеобщего образования обсуждалась и была отвергнута, а при Николае II она обсуждалась и была принята, то это связано только с ростом финансовых возможностей государства, а никак не с представлением образовательного ведомства о том, что должны быть слои населения, не допускаемые в школу. Такого не было никогда.

У Николая Ι были идеи насчет того, что образование крестьян должно быть ограниченным, что нельзя позволять им изучать те или иные предметы, — но статистическое влияние этого концепта на образовательную систему на два порядка меньше любой статистической погрешности. Удалось обнаружить какого-то крестьянина, поступившего в какую-то художественную школу и не допущенного к слушанию каких-то предметов. Но это, кажется, единственный случай, когда тщательные усилия императора не допустить крестьян до определенных предметов дали какой-то результат. Так что это была стрельба из пушки даже не по воробьям, а по воображаемым воробьям. При тогдашнем уровне образовательных систем дотянуть крестьян хоть в каком-то товарном количестве до уровня, где начинались эти императорские запреты, было очень тяжело. То есть дело не в том, что образование должно было быть для кого-то недоступным, а в том, что оно должно было быть разнотипным.

Была высшая начальная школа, которая примерно соответствовала советской средней школе, она меньше по продолжительности обучения — суммарно, скажем, четыре плюс четыре. Четыре года — обычная начальная школа, четыре года — высшая. Программы были меньше, чем в советской школе, и в этом было преимущество , потому что советская школа просто не могла осваивать свои безумно раздутые программы. Она выпускала детей с нулевыми знаниями, а из царских школ, проходя меньше, выходили с большими знаниями, потому что лучше запоминали то немногое, что успели пройти. Но наряду с этой системой начального образования была система среднего образования, и она была достаточно высокого уровня, отдельно для мальчиков и для девочек. Бурное развитие системы женских гимназий отчасти было связано с тем, что гимназии, наряду с епархиальными училищами, не очень отличными по программе, были единственными школами для девочек, в то время как для мальчиков были и кадетские корпуса, и семинарии, и коммерческие училища и много чего еще. Были два основных типа средних учебных заведений — гимназии и реальные училища. А у девочек классическая гимназия была одна на всю страну — гимназия Софьи Николаевны Фишер, остальные все без древних языков, то есть ближе к типу реального училища. Но реальное училище тоже менялось. Сначала оно было чем-то вроде ПТУ, потом, когда при Александре III стали строить настоящие ПТУ, появилось низшее среднее ремесленно-техническое образование, с реальных училищ эту обузу сняли, и они стали средними учебными заведениями, дающими общеобразовательную подготовку. То есть было несколько систем, и, согласно правительственным планам 1910-х годов, примерно к 1930 году имелось в виду ввести обязательное начальное образование для всего населения империи.

Образование и воспитание в императорской школе

Среди русских школьников не было принято жаловаться друг на друга — такая вот общинно-корпоративная этика, отчасти построенная и на совместном противостоянии преподавателям. Чувство товарищества, абсолютная неприемлемость доносительства — эти отличительные качества старой школы были окончательно сломлены уже при советской власти

— Можно ли назвать интеллектуальную честность главным качеством выпускника императорской школы?

— Насколько это было возможно, насколько школа это давала.

Наряду с этим, довольно прямолинейные воспитательные мероприятия правительства были менее удачны: оно пыталось через Закон Божий приучать к религии, через учебную администрацию контролировать поведение. С этим дела обстояли гораздо хуже, чем с собственно учебной областью. Закрытые кадетские корпуса справлялись с воспитанием. Духовные семинарии справлялись много хуже в силу опять-таки вечной бедности. Но там была своя корпоративная этика — русский мальчик считал бесчестием для себя подвергнуться порке, в отличие от англичанина. У нас по уставу 1828 года в младших классах гимназии можно было пороть, в старших уже нет. Устав 1864 года окончательно отменил телесные наказания, при Александре II они выводились из обихода не только в гимназиях, но и в кадетских корпусах, даже в семинариях. Помяловский описывал уже уходящую реальность. Тот самый Дмитрий Андреевич Толстой, которого так ненавидят все либералы, был ведь не только министром просвещения, но и обер-прокурором Синода, и руководя заодно духовным образованием, он очень энергично выводил розгу из употребления путем беспощадного увольнения тех, кто ее употреблял или покрывал. Соответственно, среди русских школьников не было принято жаловаться друг на друга — такая вот общинно-корпоративная этика, отчасти построенная и на совместном противостоянии преподавателям. Чувство товарищества, абсолютная неприемлемость доносительства — эти отличительные качества старой школы были окончательно сломлены уже при советской власти.

В программы по новым языкам входило обязательное чтение хотя бы какого-то количества первоклассных литературных текстов: Гёте, Шиллера, Расина, не считая тех античных классиков, которых они обязаны были прочитывать. И это задавало определенный уровень — не только интеллектуальный, но и культурный, — который впоследствии окажется недостижимым и легендарным

Но, разумеется, в потенциале гимназист был и гораздо более культурным человеком, чем выпускник советской школы. Недавно читал воспоминания профессора Любищева (он реалист). Так вот, он подчеркивает, что изученного в реальном училище немецкого ему хватило, чтобы потом, путем самостоятельной работы, научиться не только свободно читать научную литературу, но и писать по-немецки. Советская школа ничего подобного не давала даже близко. В гимназиях и в реальных училищах не ставили задачей научить говорить — было понятно, что учебного времени для этого слишком мало, — и делали упор на чтение. В программы по новым языкам входило обязательное чтение хотя бы какого-то количества первоклассных литературных текстов: Гёте, Шиллера, Расина, не считая тех античных классиков, которых они обязаны были прочитывать. И это задавало определенный уровень — не только интеллектуальный, но и культурный, который впоследствии окажется недостижимым и легендарным.

Советское образование

Советское среднее образование превратилось в серию довольно больших фикций. На самом деле это было высшее начальное образование. Советский Союз просто ликвидировал среднее образование, которое было в Империи. А то начальное образование, которое поставил на его место, назвал средним. Но системы среднего образования в Советском Союзе не было

ВОПЛОЩЕНИЕ КОНЦЕПЦИИ А.П. ЩАПОВА

— Каково происхождение советской школы? Как получилось, что прежняя разветвленная система — гимназии, реальные училища, военные училища — свелась к одному типу?

— К одному типу с некоторыми, не очень существенными вариациями — математическая школа, спецшкола. Советская школа выросла из концепции Щапова. В 1870 году вышла книга «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа», и в ней была сформулирована концепция всеобуча: единая школа для всех и упор на естественные науки. Прелесть заключается в том, что у естественных наук есть свои особенности преподавания, и они заключаются в следующем: для того, чтобы та же физика стала мощным развивающим предметом, нужны некоторые условия. Первое — это хорошие учителя. Второе — хорошие ученики. Третье — нормальная учебная программа, скажем, не два часа в неделю, а пять. И лабораторная база, которая на самом деле очень дорогая. Естественные науки в преподавании гораздо сложнее, чем языки. Соответственно все эти условия в советской школе выполнены не были. А что могло произойти в такой ситуации? Просто надиктовывается материал, экспериментов — минимум; лабораторные работы учат в основном манипулировать измерениями, поскольку все коэффициенты получаются не такими, как в учебниках, а за это могут поставить плохую оценку. И получается, что весь материал не пропущен через собственное осознание, не прожит интеллектуально и остается сплошной догматикой. А догматически можно с одинаковым успехом преподавать все, что угодно, — и заявление, что гром исходит от колесницы Ильи пророка, в этом отношении ничуть не лучше и не хуже, чем те объяснения, которые даются в физическом курсе. Советское среднее образование превратилось в серию довольно больших фикций. На самом деле это было высшее начальное образование. Советский Союз просто ликвидировал среднее образование, которое было в Империи. А то начальное образование, которое поставил на его место, назвал средним. Но системы среднего образования в Советском Союзе не было.

СОЧИНЕНИЕ КАК ДОГМА

— При этом некоторые предметы достаточно серьезно поменяли свои функции. Например, поскольку убрали древние языки, возникла пустота. Но надо что-то изучать. Что? С естественными науками понятно, но нужно что-то гуманитарное. Давайте будем изучать родной язык, родную литературу, писать сочинения. И на все это было возложено много разного рода образовательных задач, которые простой русский язык с русской литературой не могли решить. До революции это был один предмет — словесность, — и предмет не главный. Кстати, все знаменитые методисты типа Алфёрова, Острогорского, Стоюнина вышли из преподавателей женских училищ, потому что там русский язык играл большую роль, чем в мужских. Сочинение было и в дореволюционной гимназии, но при советской власти на него возложили роль важного интеллектуально воспитывающего инструмента. В гимназии оно этой роли не играло. Пользовалось достаточным почетом, но умеренным.

— Вы имеете в виду идеологическую роль?

— В гимназии обходились без идеологии, темы сочинений были достаточно нейтральными. Либо «Карамзин как последний летописец и первый историк», либо «без труда не выловишь и рыбку из пруда», абстрактно-моралистические темы либо абстрактно-эстетические. А в Советском Союзе сочинение превратилось в средство идеологического контроля. При этом оно представлялось в двойственном свете: с одной стороны, ученик формально мог выражать свою точку зрения, с другой стороны, было понятно, что далеко не всякую точку зрения можно выражать. И в этом смысле сочинение было замечательной школой лицемерия. Советские школы готовили таких людей, которые говорили одно, думали другое, а делали третье.

— Какая-то шизофреническая картина…

— Она такой и была. Сочинение приучало говорить не то, что думаешь, а пионерская организация приучала делать не то, что думаешь, и говорить не то, что делаешь. Все это вполне воспитывалось сознательно: развести мысль, слово и дело на предельно возможное расстояние друг от друга.

— И, в общем-то, эта система не менялась на протяжении всего существования СССР.

— Да.

— И если императорская школа формировала, во всяком случае, в потенции — навык честности, то в советская школа — навык лицемерия?

-Да.

— Соответственно, ни о какой интеллектуальной честности речи быть не может?
-Можно было удерживать ее внутри себя. Но для этого нужны были достаточно мощные личностные ресурсы и силы.

 «БЕССЛЕДНОСТЬ» МАТЕМАТИКИ В ШКОЛЕ

— Как мы знаем, в советской школе очень много времени уделялось математике, как таковой…

— Нет. Она не получила дополнительной доли в образовательном процессе по сравнению с дореволюционной школой. Все успехи советского математического образования были жестко локализованы в небольшом количестве математических школ.

 -То есть некоего, скажем так, интеллектуального «воспитания математикой» не происходило?

— Математика в этом отношении — не универсальный предмет. Недавно прочел статью «Школьные годы бесследные». Представьте себе такой сюжет: психолог делает доклад о структуре интеллектуальных операций. Они описываются на материале квадратных уравнений. Психолог говорит: «Мы обследовали учеников матшкол», в зале возникает нездоровый шум. Оказывается, только каждый двадцать пятый это понимает. Вот вы сможете сходу решишь квадратное уравнение?

— Ну, квадратное уравнение — да, я решу. Не самое сложное.

— Это к распространенному тезису о математике как о тренажере интеллектуальных способностей.

— Да, она скорее всего забывается тут же, если не…

— Да дело не в том, что она тут же забывается. Древние языки тоже забываются. Но они тоже, кстати, не универсальны, и математика не универсальна, для большинства они проходят бесследно. Затраченные усилия не дают никаких результатов. Но шесть на семь вы, наверное, можете умножить?

— Да, могу: сорок два.

— Ну, хорошо. А сорок два на семьдесят пять, так с ходу?

— Сейчас…

(считаю, пауза)

Образование в РФ: социальность и «тестовое мышление»

1990-Е: ДВЕ ТЕНДЕНЦИИ

— Какова средняя школа в Российской Федерации, какая у нее специфика?

— Там есть несколько тенденций, в основном разрушительных, но одна была очень хорошей, точнее, даже две. Одна — учебная, другая — воспитательная. Воспитательная тенденция заключалась в том, что воспитание исчезло. Точнее, его и не было, там исчезать было нечему, но была всякая пионерия, комсомолия — это ушло. В результате с уходом фальшивых механизмов самоорганизации и встраивания школьников в социальный контекст могли возникнуть настоящие механизмы. Социально нынешняя молодежь гораздо более продвинулась, чем советские люди, лишенные каких бы то ни было навыков социальной организации и полностью атомизированные, не способные организовать даже совместный погром, что не является верхом сложности социального проектирования. Сейчас появились благотворительные организации, люди собираются, тушат пожары. Или собирают деньги на всякого рода проекты. И все это молодежь, не вовлеченная в советские общественные структуры, делает гораздо лучше, чем люди, через эти структуры прошедшие. То есть здесь есть колоссальный плюс, его не следует недооценивать. С социальной точки зрения современная школа много лучше советской.

В СССР среднего образования не было вовсе, а в современной России какие-то его очаги есть. Хотя им приходится довольно трудно

— А положительная учебная тенденция?

— Это приход в школу большого количества университетских людей. Все интересные проекты, связаны не с педагогическим сообществом (оно как раз оказалось совершенно беспомощным перед лицом преобразований), а с университетскими людьми. И благодаря им появились очаги того, что можно считать если и не полноценным средним образованием, то серьезным приближением к нему. В СССР среднего образования не было вовсе, а в современной России какие-то его очаги есть. Хотя им приходится довольно трудно.

ЕГЭ-ЛОТЕРЕЯ

— Как изменилась ситуация с введением ЕГЭ? Какие ментальные установки появились у ученика, учителя, как от этого изменилась программа?

— По- видимому, ничего хорошего не произошло. Результаты введения ЕГЭ мы можем наблюдать только сейчас, поскольку потребовалось время, чтобы эта система спустилась на нижние этажи, пропитала собой всю школу, отразилась на методах преподавания не только во младших классах, но и в средних. Надо подождать. Сейчас какие-то вещи кажутся нам катастрофическими, но жизнь их перетирает, перемалывает. Может быть, тоже самое произойдет и с ЕГЭ, а, может, и не произойдет. Но как метод оценки это, разумеется, чрезвычайно неудачная форма, особенно для гуманитарных наук.

— Потому что она унифицирована?

— Потому что она порождает тестовую логику.

— То есть не позволяет критически и разносторонне подойти к проблеме?

— Превращается в своеобразную лотерею. Умение отвечать на тесты — это отдельное умение, и оно плохо коррелирует с другими. А в самых разных областях жизни — в частности, в исследовательской практике, в творчестве, — умение отвечать на тесты это далеко не самое главное.

— Как, по вашему, выглядит тот идеальный выпускник школы, который может наилучшим образом сдать ЕГЭ?

— Он должен обладать достаточным умственным пронырством, чтобы понимать логику начальства, чтобы понимать, чего от него хотят в тесте.

— То есть это скорее та ментальность, которая ближе к советской?

— Да, разумеется. С дополнительной клиповостью, разрозненностью всех знаний, опять-таки, со знанием, что в википедии что-то лежит, при том, что для того, чтобы думать, надо [все-таки] знать.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКИЙ СОСТАВ

— Требования к преподавательскому составу сейчас — в среднем, если не брать каких-то выдающихся школ — выше, чем советские?

— Да нет. С преподавателями, по-моему, ситуация осталась на прежнем уровне. То есть по интеллектуальным качествам это в основном не университетские люди, а похуже.

— Педвузы дают не лучшую подготовку?

— Кого привлекает эта карьера, кто выбирает эту профессию? Вот финны, по слухам, берут лучших, у нас этого нет, лучшие в школу не идут.

РАЗРУШЕНИЕ ПО ЭКСПОНЕНТЕ

— Какие можно строить прогнозы, школу ждет развитие или деградация?

— Развиваться ей не с чего, нет ресурсов, которые могли бы этому способствовать. Будет экспоненциальное разрушение. Мы в той точке экспоненты, когда это уже становится заметным. Она сначала растет медленно, а потом начинает расти быстрее.

— И сейчас мы уже можем видеть плоды…

— … не реформирования советской школы. Все держалось на инерции, инерция исчезает, ослабевает, заменить ее нечем. Но, впрочем, та школа была настолько плохой, что ее разрушение большой беды не несет. Ну, было у нас на девяносто процентов фиктивное среднее образование, будет фиктивное на девяносто пять. Это чуть больше статистической погрешности. Из средней школы выносят настолько мало, что меньше вынести уже сложно.

— Итак, главное качество выпускника средней имперской школы — это потенциальная интеллектуальная честность, советского выпускника — гибкость не в лучшем понимании этого слова, выпускник нынешней школы отличается большей социальной развитостью, но при этом…

— Он ничего не знает, разумеется.

— Это если брать в целом. Но исключений, по сравнению с советским временем, стало больше?

— Да.

— Большое спасибо за беседу, Алексей Игоревич.