Комментарии экспертов к итогам опроса

Ольга Седакова, Поэт, филолог, переводчик, прозаик

Самым приятным в наших шествиях для меня было как раз противоположное карнавальному движение – люди не прятались, а открывались: себе, другим и публичному пространству

К фотографиям «Политического «карнавала». 

К фотографии  двух  собачек с белыми ленточками: они тоже с нами. 

Мирные протестные шествия в Москве быстро и легко стали сравнивать с карнавалом. Это сравнение совсем неточно. Я говорю как историк культуры. Игра, веселость, шутки, театральная изобретательность – все  приметы праздника были налицо.  Но это был другой вид праздника, не карнавал. Существо карнавала в том, что его участник отчуждается от себя, ведет себя не как «он сам», а как маска, аноним, как  нечто другое. Маскарадное поведение заведомо «не считается». В Венеции было достаточно маленького  значка маски на одежде, чтобы окружающие его прочли: то, что сейчас делает этот человек, «не считается», сейчас это не он. Побег от «себя этического», «себя ответственного», узаконенный обычаем и обрядом. Нужно заметить и исходное архаическое значение карнавала, которое сохраняется и в символике его позднейших секуляризованных форм: это пространство действия нечистых или хтонических сил, ритуальное впускание Смерти в пространство жизни. Пляски Смерти кончаются  благополучно с концом карнавала: двери в хтонический мир опять захлопываются.

Самым приятным в наших шествиях для меня было как раз противоположное карнавальному движение – люди не прятались, а открывались: себе, другим и публичному пространству. Взгляды и позиции, которые у нас  принято если не скрывать, то не выносить на свет, здесь были объявлены открыто, без всякого страха и агрессии, как само собой разумеющееся, как норма.  И для самих участников  было удивительно это явление такого множества «других» российских людей – этически других, прежде всего. Все радовались друг другу. Требования шествия были не экономическими, не партийными в узком смысле, а этическими. Люди не хотели переделить собственность, добиться прибавок к пенсии и т.п. (как обычно в политических выступлениях).

Они хотели другого: чтобы с ними считались. В качестве выборщиков, прежде всего, но и дальше. Слова-ключи происходившего – «достоинство», «честность». Но и эти слова не употреблялись как простые лозунги, их нужно было еще как-то обыграть, сделать интересными, а не грубо патетичными (замечательный плакат: «Врагу не сдается наш храбрый хомяк!»). Участников шествий, среди другого, называли «рассерженными горожанами» – но всерьез рассерженный человек так шутить не будет. Спокойствие – вот что было в этих людях виднее, чем рассерженность: спокойствие, которого мы здесь почти не видели. Как ни в чем не бывало. Материал для игры и переиначивания в  изобилии поставлял совсем уже спятивший официозный пиар. Мне страшно понравился, например, плакат «За честные амфоры» или такой:  «Мне не платили. Я вас не люблю бесплатно».

Да, это был какой-то новый вид искусства: уличного искусства.  Талантливость участников поражала. Настоящий взрыв фольклорного творчества.  Новизна его меня очень радует.   Радует то, как оно не похоже на уже утвердившийся тип уличного искусства (какой практикует, например, группа «Война»), обычно «антибуржуйского» и играющего «запретными» в хорошем обществе темами (сексом, испражнениями, «материально-телесным низом», по Бахтину, пространством карнавала). Здесь ничего такого не было, и еще бы! – это прозвучало бы диким диссонансом в общей атмосфере. Здесь было заявление некоей простой нормы жизни, человечной, достойной, порядочной, доброжелательной и цивилизованной. Мы здесь с нашими детьми,  стариками, инвалидами, домашними собачками. Со своими учеными, писателями, художниками. Мы внимательны и уважительны друг к другу. Протест нормы против зла, патологии, мерзости, безвкусия, непристойности. Можно сказать: антикарнавал. (В этом отношении злополучный панк-молебен, на мой взгляд, повернул все назад, к давно знакомым формам эпатажа).

Протестующие  (я имею в виду ту численно преобладающую часть шествия, которая не собиралась под разными знаменами – но, характерно, спокойно терпела рядом с собой всех этих знаменосцев) не выступали от лица какой-то политической силы, партии, конкретной программы и т.п. Неудивительно, что у них не было своих  лидеров  (а между этим сообществом и лидерами на трибуне разверзалась пропасть). Они выступали как бы от лица «нормальной жизни» вообще, поэтому и домашние собачки могли участвовать в такой акции – как представители мироздания, которое тоже против лжи, краж и прочей беспощадной дурости. Общий смысл этого уличного действия можно прочитать так: мы не хотим, чтобы нашей жизнью, нашей землей распоряжалось наглое зло.

Власть должна была впервые увидеть огромное собрание людей, существования которых она не предполагала (гениальный  плакат: «Вы нас даже не представляете!»), обращаясь в своем пиаре и в своих действиях к совсем другому типу подданных. В том пиаре, который был не менее оскорбителен для здравомыслящего человека, чем распоряжение его голосом на выборах: какой кретин будет чтить президента своей страны за то, что он хорошо ныряет, играет в хоккей, бренчит на фоно, водит самолет и т.п. От главы государства ждут вообще-то другого. Но предполагалось, что именно так нужно для народа. Тех, кто смотрит на все это по-другому, просто нет. Или же они с советских времен зачислены в отщепенцев, классовых врагов,  шпионов империализма.

Так и в этот раз попытались истолковать происходящее – и вновь подогреть классовую вражду бедных к богатым, простых к образованным, провинциалов к столичным, «местных» – к американским агентам. И призвать бедных, простых, провинциалов «умереть под Москвой» – в битве с кем? С этими старушками и собачками (помню чудное фото: милая пожилая женщина с плакатом, всю ее прикрывающим: «Оранжевая угроза – это я»). Приписав при этом «чистой публике» вместе с «купленностью  Госдепом» еще и презрение к простым людям. Хоть чуть-чуть просвещенный человек твердо знает, что презирать, кого бы то ни было, гадко. Но забитые люди поверят, что все их презирают. Так что этот идеологический ход где-то еще действует. Особенно при блокированной информации. И шпионов и агентов где-то до сих пор боятся.

Но это все старое, а новизна в том, что впервые за почти столетие те, кто и сам привык считать себя изгоями и меньшинством, заявили открыто: мы жители нашей страны. Мы, нормальные, просвещенные и мирные люди, требующие к себе уважения. Мы и есть лицо страны. Остальное (кто из нас левее, кто правее и т.п.) – уже частности, и с ними мы разберемся без вас.

Так что я думаю, что значение этой праздничной московской зимы и весны – больше, чем политическое (политических результатов-то как раз и не случилось). Это этический сдвиг, явление новой исторической силы в России. Я думаю, что и для искусства это окажется большим подарком. Безвоздушное пространство, в котором уместно совершать только хулиганские «акции»,  ушло, и художник может обращаться к другу-читателю, другу-зрителю, другу-слушателю. Из нового фольклора может вырасти новое авторское искусство.

Юрий Сипко, Пастор, в 2002-2010 годах - председатель Российского Союза евангельских христиан-баптистов

Пока ещё в тиши, пока ещё в ожидании, пока ещё в позе просителей, но скрепляющая сила жажды справедливости из толпы уже созидает народ

«Политический карнавал», как вы назвали свой проект, омрачён кровью сотен пострадавших.

Красочное шествие, праздничное настроение, весенние наряды – так характеризуется слово карнавал, – под ласковым майским солнцем были встречены дубинками ОМОНа.

На  представленных Дмитрием Антоновым фотографиях, нет  самой яркой, самой впечатляющей  фотографии, где вооружённые полицейские от имени Российской Федерации встречают граждан родной страны.  Именно на фоне дубинок, все фотографии обретают истинный трагический смысл.  Возможно  автор намеренно исключил строй омоновцев, чтобы дубины власти не испортили прекрасных лиц российского многоликого люда, оставив народ как суверен, во всей своей неповторимой  красе. Это похоже на «Размышление у парадного подъезда» Некрасова.  Он ведь тоже не увидел открытых дверей дворца властелина, и просители ушли ни с чем.

На фото №1, прекрасный лик русского мужчины, с устремлённым вдаль, напряжённым  взглядом. Морщины его лица выдают поиск и надежду. Прожита жизнь. Талант отдан Родине. Голова убелённая сединой. Ремень на плече, как груз нерешённых житейских проблем, давит, напрягая тело, так что жилы на шее вздуваются. Список вопросов и претензий, которые за долгие годы  обещаний Президентских посланий уже не умещается в руке. Голова прекрасного мужчины не знает радости. Его думы не о радостях весны. Сердце его бьется тревожно. Голова его не знает отдыха и покоя.  Что же я передам детям? Где они будут жить? Он учил их правде. Он говорил им, что воровать гнусно. Он рассказывал им, что лгать подло. Он рисовал им прекрасные картины счастливого будущего, за которое на войне погиб его отец, их дедушка.  Как я буду глядеть им в глаза? Как им жить в стране, где жизнь человека не стоит и гроша. Где суда нет, где права нет, где подлость в чести, где кумовство достоинство, и высшая ценность – умение лизнуть в нужное время и в нужное место.  Окружающие его молодые и зрелые люди лишь усугубляют безысходность.  Они тени. Они масса. Они электорат. Они ждут. Они не вправе решать. Они вправе просить. Терпеливо ждать. И благодарить, что в этот раз дубины власти не сломали их нежные рёбра.

Нечёткие линии, нечёткие краски, нечёткие лица, неясные цели. Там куда они смотрят, никто кроме полиции их не ждёт, там все двери закрыты. Все  места уже заняты. Парень в зелёном, упитанный, с чёрными очками стоит неодолимой стеной на пути. Сегодня он хозяин жизни.

Но фото №5 с надписью на всю  спину: «Да здравствует горизонталь», цепочка рук, улыбающихся лиц, сияние солнца, – вскрывает и таящуюся надежду этой серой толпы. Пока ещё в тиши, пока ещё в ожидании, пока ещё в позе просителей, но скрепляющая сила жажды справедливости  из толпы уже созидает народ.

Иеромонах Константин (Островский), Проректор Коломенской Духовной семинарии

Бессистемная оппозиция не есть добро, должна быть ясная программа и лидер... сейчас худой мир лучше доброй ссоры.

К сожалению (или к счастью) я не особо увлекаюсь политикой.
Поэтому от пространных комментариев воздержусь.

Бессистемная оппозиция не есть добро, должна быть ясная программа и лидер.

Нынешние лидеры оппозиции – люди не пользующиеся авторитетом и уважением в обществе.

Андрей Мороз, Доктор филологических наук, доцент, зав. учебно-научной лабораторией фольклористики РГГУ, член Совета Института филологии и истории

А как еще можно реагировать на абсурд, творящийся вокруг нас? Какова реальность, такова и реакция на нее. 6 мая появился плакат, повторяющий старую шутку советского времени: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью»

В ходе протестных акций, начиная с декабря и заканчивая мартом, сформировался и распространился особый “язык”, на котором участники уличных акций изъяснялись с властями и между собой. Это язык, основанный на цитатах, игре слов, взаимно дополняющих друг друга текстового и изобразительного ряда, язык своеобразных “гиперссылок” в офлайновом пространстве (в онлайновом – само собой).

Возможно, таким образом компенсируется недостаток положительных (в смысле – не “против”, а “за”) политических требований: десятки тысяч людей вышли на улицу под общим лозунгом, который можно было бы мягко сформулировать как “Вы достали!”. Однако это далеко не единственная причина. Форма открытого противостояния слишком очевидно бессмысленна в силу множества обстоятельств. Мирные же акции протеста, если не дают видимых результатов, по крайней мере, должны доставлять удовольствие. В самом деле, Москва и Питер преобразились в эти месяцы, никогда прежде не было замечено в одном и том же месте столько незнакомых людей, излучающих дружелюбие, столько незнакомых, среди которых человек чувствует себя как в кругу друзей. Никогда стояние в пробках не доставляло такого удовольствия, как во время зимних автопробегов. Ну, и все эти ощущения, конечно, выплескиваются волной творчества. Среди “протестантов” были и профессиональные художники со своими арт-проектами, но каждый выход с плакатом – это тоже своего рода арт-проект.

В этом главное отличие от прошлой эпохи массовых протестов (конец 80-х – начало 90-х гг.). Однако и о неповторимости формы нынешних акций говорить нельзя: нечто похожее проходило в Европе в 1960-е гг., в частности, деятельность известных голландских анархистских групп “Прово” и “Партия гномов”. Под их влиянием в 1980-х гг. на волне активности “Солидарности” в Польше возникло движение “Оранжевая альтернатива”, участники которого устраивали уличные акции абсурдистского характера (например, такой флэшмоб: активисты просят милиционера проверить у них паспорта на предмет установления их личности и проверки прописки, собирая очередь в несколько десятков человек).

Второй прототип – пресловутая Оранжевая революция на Украине. Тут власти правы: сходство очень заметно, но именно в мирном характере и творческой составляющей противостояния. Настолько, что повторяется целый ряд шуток, плакатов, анекдотов и проч. Скорее всего, тут не заимствование, а типологическое сходство: у нас общий исторический и политический контекст. В некоторых городах России с2004 г. проводятся первомайские монстрации (возникли в Носвосибирске, теперь распространились по другим городам России и соседних стран): этакие абсурдистские демонстрации с ряжением и “бессмысленными” лозунгами. И вот теперь мы наблюдаем монстрации не в несколько сот, а в несколько десятков тысяч человек. А как еще можно реагировать на абсурд, творящийся вокруг нас? Какова реальность, такова и реакция на нее. 6 мая на Болотной появился плакат, повторяющий старую шутку советского времени: “Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью”.

Особая форма (само)презентации – условно говоря мода. Я имею в виду не только костюмированных участников (такие тоже были, например, среди митингующих 24.12.2011 на просп. Сахарова разгуливал Гарри Поттер), но особую манеру одеваться и носить аксессуары. Наиболее массовый аксессуар – белая лента: ее носят, повязывая на запястье и на шапки, вплетая в косы и бороды, прикрепляя к зонтам и собакам к ошейникам и т. п.

Неожиданная и крайне оправданная, особенно в условиях почти полного запрета на общественные акции, форма протеста – митинги игрушек, или нано-митинги, как их стали называть: игрушки – от совсем маленьких, вроде фигурок из конструкторов Лего или киндер-сюрпризов, до довольно больших мягких – тоже устраивали свои митинги в ряде городов с настоящим плакатами и настоящими требованиями. В других случаях – выходили поддержать своих хозяев и постоять вместе с ними, например, вдоль Садового кольца в Москве. Там же митинговали и снеговики. И опять – абсурдность ситуации подчеркивается тем, что в Барнауле пытались завести дело против организаторов такого нано-митинга.

В мае ситуация заметно изменилась: еще до побоища 6 мая стал заметен более серьезный настрой пришедших на Якиманку. Ну, а после – и говорить не о чем. Сейчас на улицах почти не видно шутливых лозунгов (плакаты и вовсе запрещены, но надписи на стенах и асфальте вполне серьезны). Протест принял иные формы: не десятки тысяч людей вместе (и в одном месте), а сотня-две-три постоянно меняющихся и меняющих местонахождение людей – “мобильный майдан”, как стали шутить после 9 мая. Одни приходят после работы на час, другие спят в парке на коврике, третьи приносят бутерброды и т. д. Никто не митингует, не выдвигает требований, люди просто общаются между собой. Когда мирно и дружески, когда в рьяных спорах – но всегда с пониманием. Рядом ходят люди с мусорными пакетами: чтоб вокруг все было чисто и аккуратно. Кто-то пускает летающую тарелку, кто-то играет в шахматы. Но вокруг разлита все та же атмосфера дружелюбия, взаимопонимания и единомыслия.

Вадим Ф. Лурье, Литературовед, фольклорист, фотограф, создатель Сайта визуальных наблюдений Visantrop.ru

Митинг - это барометр настроений в обществе, и это - само общество... внутреннее изменение каждого за время митингового карнавала мне кажется самым важным результатом

Конечно, современный карнавал и карнавал средневековья – совершенно разные, в чем-то даже противоположные явления. Но это не столь важно. Если попробовать описать, что понимается сегодня под карнавалом, скорее всего, большинство сойдется в следующем.

В первую очередь это возможность неформального и непосредственного общения людей в одном городском пространстве, демонстрация всеми возможными (в основном визуальными) способами своих взглядов, свободный обмен мнениями, а так же свобода ничего не декларировать и ни к кому не присоединяться, быть в группе или быть одиночкой. Многое из этого отсутствует в современной официальной культуре – средства массовой коммуникации по сути перестали быть таковыми. Нет каналов обмена мнениями и обсуждения различных тем. Что-то восполняет интернет, но живое общение все равно ничто не заменит. Митинг – мне кажется, это многие понимают – не инструмент давления на власть. Если выйдут действительно миллион и больше, все выльется в массовые беспорядки и их жесткое подавление. Митинг – это барометр настроений в обществе, и это – само общество, его некая важная часть, во время митинга самоорганизующаяся, обменивающаяся информацией и эмоциями, и люди, которые были на митинге, возвращаются к “обычной жизни” немного другими. И несут это ощущение все остальным. И вот это внутреннее изменение каждого за время митингового карнавала мне кажется самым важным результатом.