Топ, топ, топ…
— Это идут топ-менеджеры?
— Нет, это идет приход.
— А куда он идет?
— Приход! Дай ответ!
Не дает ответа…
(из разговора)

Модератор: Большое спасибо всем вам, шести священнослужителям, собравшимся за нашим круглым столом. Сегодня нас ждет не просто обсуждение, а эксперимент. Существует известный алгоритм проведения групповых дискуссий, называется «SWOT-анализ». Не знаю, насколько применим он для нашего предмета обсуждения, мы это скоро узнаем. SWOT — английская аббревиатура: Strenghts — сильные стороны в настоящее время; Weeknesses — слабые стороны в настоящем; Opportunities — возможности в будущем; Threats — потенциальные будущие угрозы. По центру этого анализа может быть что угодно: человек, бренд, страна, институция. Итак, в центре нашего анализа — ПРИХОД.

Христос с нами

— Считаю одним из основных сегодняшних вызовов атомизацию внутри приходов, когда каждый сам по себе. И атомизацию на межприходском уровне, то есть слабое общение между приходами, слабые связи между ними.

В нашей церковно-приходской среде есть некий кризис общения, кризис коммуникации. Постоянно в этом убеждаюсь, часто с этим сталкиваюсь. Мы говорили сейчас о разных группах прихожан. Так вот, мы друг для друга чужие и очень плохо друг друга понимаем. А самое главное, не стремимся друг друга понять. Я не говорю «принять чужую точку зрения», но понять — разобраться, что происходит с другим человеком, что происходит с другим приходом, не моим, или что происходит с другой конфессией (уж боюсь об этом говорить). И не в моем воображении, не в моем отношении к ним, а в реальности.

Следующий момент тоже проблематичный. Что является основой единства в приходе, если приход состоялся? Служение может быть идеологизированным, а может быть евангельским, это разные вещи. Лучший вариант единства, когда это единство складывается на основе веры во Христа, на основе Евангелия. Но как показывает практика, это бывает крайне редко. Чаще всего, что печально, обычно все происходит по следующей схеме: это православная вера плюс еще какая-то фишка, например, какая-то идеология. Вера плюс либерализм. Или вера плюс консерватизм. Или вера плюс борьба с ИНН. Что угодно, в данном случае это неважно.

Важен ответ на вопрос, что является доминантой приходской жизни. Какой стимул доминирует в конкретном приходе. Либо это религиозные потребности, пусть даже очень возвышенные, кстати, не обязательно просто требу какую-то заказать. Либо же в качестве доминанты выступает служение на основе Евангелия, евангельское просвещение, евангельская общинность. Как я вижу, в наше время все-таки стрелка в основном склоняется к первой доминанте, а именно к приходу как объединению людей, которые собрались ради того, чтобы удовлетворить какие-то религиозные потребности — от примитивных до возвышенных. Но сути дела это часто не меняет. Это не дает им на самом деле, как мне кажется, открыться, соединиться и преодолеть атомизацию, кризис общения друг с другом. То же самое касается и духовенства, настоятелей. Я бы не стал здесь мирян как-то выделять.

— Можно пояснить, что такое возвышенные религиозные потребности?

— Ну, например, человек переживает душевный кризис, у него нет точки опоры. И он ищет, старается эту точку опоры найти, что само по себе, в общем-то, хорошо. Но только на каком-то этапе. В дальнейшем это неспособно родить нечто позитивное, на основе чего дóлжно созидать общину или приход. Нет служения, нет просвещения. Все идет в сторону эго. Это потребитель.

— Тогда, может быть, проблема в том, что доминанта такого движения индивидуалистическая?

— Да, так и есть, индивидуалистическая. Говорить хочется в таких случаях о потреблении, о том, что человек не готов давать, он приходит брать и лечить себя. Тогда приход становится похож на комбинат услуг. Здесь не обязательно должен присутствовать какой-то цинизм. Вопрос не в том, что это плохо, а в том, что застревание на этом этапе не дает возможности дальше человеку развиваться. И годами человек одно и то же месит. Это все печально.

А самое позитивное, сила ситуации в том, что Христос в Своей Церкви продолжает оставаться, значит, мы можем реанимироваться. Хорошая новость в том, что Церковь есть. Что Христос с нами. И в эту сильную сторону входит наличие Евхаристии, совершающейся и продолжающейся, непрекращающейся. У нашей жизни в Церкви есть Источник.

— Были исторические периоды, когда совершать Евхаристию было нельзя.

— Да, сильная сторона нашей жизни состоит в том, что сейчас это можно делать, что есть возможности открытого исповедания веры. Христос с нами, Христос с Церковью. Это в меня вселяет надежду.

Крещены, но не просвещены

— Хотел бы сказать о той сильной стороне, которая у нас должна была бы быть, но которой не хватает. Это просвещение. «Русь крещена, но не просвещена». Это проблема остается у нас до сих пор. Отсутствие по-настоящему христианского просвещения на приходах. По-хорошему должен быть некий христианский образовательный ценз, применимый и к духовенству, и к мирянам, ко всем. Сейчас его нет. От этого, возможно, происходит много бед.

— Дело не в образовании, а именно в уровне просвещения.

— Видим ли мы, что на приходе есть возможность вести какое-то просвещение? Приход дает такую возможность?

— Да, приход дает возможность просвещения. При определенных условиях.

— Тогда это касается, прежде всего, работы с мирянами.

— Да, на приходе батюшек уже будет сложно катехизировать…

— Интересный момент: низкий уровень просвещения для мирян на приходе лечится, а для духовенства не лечится. Это уже, по сути, угроза.

— Лечится и для духовенства тоже, просто намного сложнее. Если ребенка берешь из детского дома не в год, а в шесть лет, понятно, что надо куда больше сил прилагать.

— Приходских ресурсов никаких не хватит, чтобы излечить настоятеля или духовенство.

— Многоклирный приход может справиться. Благоприятный многоклирный приход вполне может переварить проблемного батюшку, назначенного «в нагрузку». Такая практика реально существует, это сорокоусты. После рукоположения молодые священники служат сорок литургий в большом соборе, чтобы как раз доучиться.

— Кстати, это может стать также угрозой. Неправильный многоклирный приход может, наоборот, потушить ревностного священника.

Приход — часть Церкви

— Мне кажется, сила нашего времени в том, что мы начинаем нашу церковную жизнь с чистого листа. Ее многие годы не было, она в подполье была, и вот сейчас мы вышли в открытое пространство, и можно учесть ошибки предыдущих веков. Но, с другой стороны, время идет, и время играет против нас. Это связано прежде всего с просвещением, которое мы все больше и больше упускаем. Сейчас закладываются какие-то неправильные стереотипы, которые будет тяжело разгребать.

— «Время играет против нас», — прозвучало как угроза.

— Это риск формирования чего-то недолжного. А чего? Что неправильное сейчас может формироваться?

— Думаю, если в таком свете говорить, у нас немножко неправильно акцент поставлен. Вот мы говорим про приходы, что они сильные, слабые, такие, сякие. Но Церковь не может мыслиться как состоящая из множества разрозненных приходов. И разговор о слабостях или о сильных сторонах прихода не может быть в отрыве от темы самой Церкви, ее жизни, ее устроения, ее слабых и сильных сторон. Приход — это поместная часть Церкви, и те болезни или здоровые устремления, которые Церковь несет в целом, отображаются на жизни конкретного прихода. И в целом наше время, в котором мы живем, и в котором живет Церковь, может быть во многом охарактеризовано как деградация и вырождение Церкви и церковной жизни. Эта деградация заключается, прежде всего, в отходе от евангельских принципов, в превращении Церкви винститут, обслуживающий государственную и общественную идеологию и обслуживающий население ритуально. Вот два основных направления жизни нашей Церкви, которые мы сейчас видим. В таком положении есть и вина самой Церкви, и давление обстоятельств. В силу этого, наши приходы болеют теми же самыми болезнями.

— Мы обслуживали самодержавие, потом потеряли самодержавие, потеряли и стройную систему ценностей.

— У нас приходы активно обслуживают население в ритуальном плане, не увлекаясь какой-то идеологией, а просто исполняя богослужения, ­требы. Минимум проповеди, минимум деятельности, зато все указы, распоряжения, циркуляры как-то выполняются, отчеты пишутся, и вроде все как-то идет. Есть приходы, которые помимо этого увлечены какой-то идеологией — государственнической, патриотической, либо либеральной, интеллигентскими идеями. Это может быть иногда хорошей стороной, а иногда и разрушительной. Лучше, если бы Церковь свою жизнь и жизнь приходов основывала исключительно на Евангелии, на христианском учении. Тогда приходы будут независимы и неподвластны каким-то влияниям сил мира сего, будь то государственная власть, будь то какие-то общественные пороки. И это будет порождать сплоченность верующих, сплоченность общины, сплоченность приходов и выливаться в какие-­то живые христианские дела.

— То есть, говоря о приходе, мы говорим не о приходе, мы говорим о намного большем. Есть понятие «фрактальность». Это множество, обладающее свойством самоподобия, когда объект совпадает с частью себя самого, то есть целое имеет те же свойства, что и каждая из частей.

— Происходит деградация церкви в институт, — «церковь» здесь напишите на доске с маленькой буквы. Вся эта бюрократизация и так далее, — это и есть становление института.

— Вопрос. Приход так или иначе является частью целого, церкви-института, где, возможно, идут процессы деградации. И если приход начинает жить по другим законам, евангельским, и оказывается уже не подобным такому целому, то он работает на пользу этому целому, или, наоборот, он начинает распознаваться этим целым как нечто чужеродное и вредное? Может ли от деградирующей церкви-института отторгаться приход, живущий по Евангелию?

— В духовном смысле, естественно, этот приход полезен церкви. Но в практическом смысле такой евангельский приход, такие верующие могут быть подвергнуты даже уничтожению как со стороны светской власти, так и со стороны церковной власти. Пример — весь ХХ век.

— Это советский период, а сейчас, в наше время?

— И в наше время, пожалуйста, отец Павел Адельгейм и его приход, община, которые были уничтожены. Вспомним Кочеткова, непростая история, но исходная установка на общину у него была хорошая. Установка на катехизацию, просвещение исходила от нынешнего Патриарха, когда он был ректором Ленинградских духовных школ, это с его подачи все началось. Другое дело, что потом кочетковцы были маргинализованы, и гонения, которые они претерпели, сделали их полусектантским сообществом.

— Поддерживаю, есть такая опасность.

— Нельзя здесь не упомянуть епископа, потому что православные приходы — это не сообщество независимых протестантских конгрегаций. У нас все-таки Церковь. Церковь подчинена епископу.Жизненно важно наличие евангельски устремленного, верующего и доброго епископа, наличие такого же священника, пастыря, доброго, искреннего, верующего, целеустремленного, активного.

— И важно наличие такой же общины, потому что самой слабой стороной прихода являются безынициативные, пассивные прихожане, просто потребители ритуальных услуг. Я это на своей шкуре все двадцать лет служения испытываю и от этого безмерно страдаю. Отсутствие христианской активности, отсутствие настоящей веры у священников, настоятелей и рядовых клириков, отсутствие этих качеств и у более высоко стоящих служителей Церкви.

— Силой является добрый епископ, священник и приход.

— Активные, целеустремленные прихожане.

— Здесь акцент на слове «евангельский».

— А не на слове «епископ»?

Жизнь по Евангелию как искомое

— Можно определить приход или общину как евхаристичную и евангеличную, когда люди действительно понимают, зачем они собрались в воскресенье, зачем они соберутся после службы: чтобы читать и изучать Евангелие, потом идти и воплощать его в своей жизни, кому-то помогать, что-то нужное делать.

— Это можно назвать словами, которые уже несколько раз мои собеседники произносили — христианская осознанность.

— Осознанность и устремленность.

— Если мы возьмем все приходы за 100%, сколько из них будет таких евангеличных приходов, как думаете? Оценочно, навскидку.

— Мало.

— Мало — это сколько? 2%, 10%, 30%?

— 2–5%, не больше.

— Думаю, эта цифра по всей стране будет примерно одинаковая.

— Важная деталь для дальнейшего хода нашей дискуссии: когда мы употребляем выражение «жизнь в приходе по Евангелию», нужно понимать,что в нашей беседе это пока «икс», искомое. Не то, что мы сейчас сидим и подразумеваем, что реальная жизнь прихода как-то объективно равняется этой евангельской жизни. Надо понимать, что мы здесь сидим и говорим о евангельском как об условно неизвестном. Чтобы говорить о том, что в каком-то сообществе реализуются некие принципы, эти принципы нужно сформулировать, надо выделить какие-то параметры и показатели, может быть даже предложить оценочную шкалу, и тогда мы сможем понять, какое сообщество насколько чему соответствует.

— Представим, что приход начнет жить по-евангельски, кто же ему помешает. А тут вдруг начнутся обвинения в обновленчестве. Разные вещи могут происходить, если у разных людей будет разное, своеобразное понимание жизни по-евангельски. Ведь и не разберешь, приход объективно по Евангелию живет или субъективно, или просто он думает, что это так.

— Если священноначальник не заинтересован в евангельской жизни, то, ясное дело: когда какой-то приход начнет это реализовывать, он будет подвергнут той или иной репрессии. Причем под предлогом, порой, маразматическим.

— А он может и не жить по-евангельски, этот приход. Он может только так думать, что он такой, и это очень важный момент.

— Понятный стандарт должен быть, который распознается, узнается внешними наблюдателями?

— Если подразумевать не какие-то конкретные формы, а, скорее, векторность, то лучше говорить об общем направлении. О стремлении к реализации Евангелия в жизни.

— Может быть, все-таки какие-то векторы более четко обозначить: что такое евангельская жизнь?

— Все-таки у нас Евангелие одно.

— Любовь, милосердие, взаимопомощь, общение, преломление хлеба, молитва…

— Вообще-то, это все есть и у баптистов. И они считают, что у них все правильно делается.

— При конкретной реализации всех этих принципов появляется очень много нюансов. Они могут быть причиной столкновений.

— Возникает очень тонкий момент. Вот, положим, живет приход, и он попадает под санкции как раз в силу того, что сейчас, оказывается, в церкви как институте нет общего понимания евангельской жизни, четкого обозначения ее векторов. И этот приход в результате оказывается как бы сектой или харизматической общиной.

— На самом деле, это как раз от епископа зависит.

— Мы уже говорили, что от доброго епископа очень много зависит.

— Если епископу интересны только деньги, ему будет все равно. Налоги платят, и слава Богу, все хорошо.

— Именно поэтому сейчас не закрывают некоторые сильные приходы, которые епископу могли бы не нравиться. Нравится, что приход взносы платит, а остальное не так уж важно. Но прихожане-то на таких приходах собираются именно потому, что там много чего хорошего есть. Поэтому он всех устраивает, поэтому хорошо платит налоги.

— А каков процент «добрых епископов» от 100%?

— …

— Священника, которого мы все знаем, епископ вызвал и велел прекратить всяческие литургические новации: чтение вслух молитв, открытие врат, говорение «Христос посреди нас».

— А с чего мы взяли, что эти реформации богослужения мешают евангельскому просвещению?

— Богослужение — это первое, с чем человек сталкивается в Церкви. Если богослужение закрыто, запутанно, не благоговейно, не проникновенно, кто заинтересуется вообще, кто будет в эту церковь ходить?

— А кто-то служит абсолютно традиционно, но при этом благоговеет и вполне культивирует евангельскую жизнь в своем приходе.

Религиозная конкуренция

— Объективный процесс современной жизни — урбанизация. Если человек живет в деревне или каком-то райцентре, где один храм, то у него нет выбора, у него есть тот формат, тот потолок духовной жизни, который задан этим храмом. А если у человека в своем райцентре работы нет, то он, например, едет в Москву охранником, продавцом, менеджером, телефоны продает. И тогда он может выбрать себе храм по душе. И тут возникает, как мне представляется, возможность выбора, самоопределения. Это в настоящее время еще не сильная сторона как таковая, потому что все это еще надо реализовать. Можно этих людей упустить, а можно этих людей уловить. У меня примерно половина прихожан — не москвичи, и это достойные, значимые члены общины. Они говорят: у нас в деревне так не было, у нас в маленьком городе так не было. Но они пришли именно к нам, они выбрали наш храм из соседних храмов. Храм по душе.

— Это называется «религиозное соревнование» или даже религиозная конкуренция, competitive market. Когда есть конкуренция, хочешь или не хочешь,начинается отбор. Если нет выбора, если только один храм на 300 квадратных километров, или один храм в спальном районе, тогда… То есть конкуренция — это, теоретически, с научной — миссионерской точки зрения, хорошо. Как пример религиоведы приводят современную ситуацию на Украине, где на одной улице могут быть православные храмы нескольких православных церквей. И прихожанин выбирает, в результате уровень его ответственности и активности растет.

— В Северной Америке похожая ситуация, несколько православных юрисдикций в одном городе.

— Что в результате?

— Люди чаще ходят в церковь. Уровень приходской активности выше.

— Не понятно. Конкуренция — это угроза или возможность?

— В маленьком городе, где я вырос, был один приход. Там был дичайший застой просто потому, что нельзя было сказать: а я буду ходить в другой храм. И попы могли вообще ничего не делать, они не говорили проповедей, небрежно относились к своим обязанностям.

— Выбор прихода — это, получается, хорошо, а выбор церкви — рискованно? Что делать, записываю в угрозы?

Денежный вопрос

— Еще одна тема — экономика Церкви. Причем именно приходская, общецерковную экономику не берем. У нас сила Церкви в том, что деньги на приходах в принципе есть. Конечно, деревенские приходы мы не берем, но в принципе сейчас в любой епархии есть профицит, чистая прибыль.

— А слабость — это неэффективное расходование средств, отсутствие инвестиций.

— Непрозрачность.

— В Православной Церкви Америки проводится финансовый аудит, а у нас, когда один известный специалист предложил делать аудит, наше руководство с ним тут же рассталось.

— Знакомый нам всем настоятель собирал как-то мероприятие по фандрайзингу. К нему тогда пришли люди и сказали, что если будет прозрачная, транспарентная отчетность, тогда и внешние деньги придут. А когда все темно, непрозрачно, денег не будет. Так что все поговорили и решили, что денег можно не ждать никогда.

— А кто мешает создавать некоммерческие организации в виде фондов и финансировать оттуда приход, а фонд будет делать отчет? Это как приходское попечительство в XIX веке: ты делаешь фонд, у него есть стартовый капитал, с него капают проценты, на него идут пожертвования. Ряд статей приходских расходов финансируется через фонд. Фонд выпускает отчет, на что он свои средства потратил.

— Настоятель волен в выборе финансовых форм, разрешенных приходским уставом?

— А приходской устав этого не регулирует, это же внешнее финансирование, отдельное юридическое лицо. Приход может быть как бы вообще ни при чем. Создатель фонда назовет его «Православный фонд «Солнышко» и будет финансировать из него свой приход.

— Надо сказать еще о таком явлении, как внутрицерковная коррупция. Коррупция и снизу вверх, и сверху вниз, в смысле запроса. Причем это вещи взаимодополняющие и независимые. Самое главное, что эта коррупция ведет к отсутствию внутрицерковных инвестиций. В нормальном бизнесе инвестиции идут в основном на развитие производства, а дивиденды — это остаточное. У нас ситуация внутри Церкви обратная. У нас инвестиции разворовываются, а дивиденды могут чуть-чуть идти на епархиальные отделы, на какую-то раздаточную литературу, еще на что-то. Если бы те средства, которые аккумулируются в епархии, пустить на миссионерскую работу, независимо от доходов прихода нанимать сотрудников, были бы совершенно другие возможности.

— У нас есть приходы, которые формируют бюджет епархии. Эти средства можно инвестировать в создание новых приходов и в развитие жизни на этих приходах. Когда в Москве строится новый храм, средства не перетекают из уже существующего доходного храма в новый. В Патриархии нет такого инвестирования. Все время идет только привлечение новых средств со стороны. Но есть возможность внутрицерковными инвестициями достичь миссионерского эффекта. Можно церковные доходы перевести на цели просвещения людей.

— Может быть, я в плену стереотипов, но в общении приходится слышать: ох уж эти сытые московские батюшки. Тем временем реально в России хватает нищих приходов и вовсе не таких уж зажиточных епархий. То, что вы сейчас нарисовали: епархия в профиците, есть возможность для инвестиций, насколько это всероссийская картина?

— А что делать в райцентрах с одним храмом?

— Если туда будут ходить люди, если будет миссионерская деятельность, если люди будут заботиться о своем приходе, то в райцентре с населением 10 000 человек вполне могут жить два-три священника.

— В сельской местности, откуда народ уезжает, затухает приходская жизнь. Этим летом я был в Архангельской области, там в райцентре храм и пятеро священников на район, священники ездят в разные храмы, в одном служатся только литургии, в другом остальные молитвы. Я говорил с дедушкой, который сам ремонтирует храм. Никто не приезжает из Москвы ремонтировать, потому что рядом храмы XVII–XVIII веков, а этот храм XIX века. Он говорит, десять лет назад нас в приходе было пятеро мужчин, а сейчас десять бабушек и я. Задача священника из райцентра приезжать раз в месяц и для этого дедушки и десяти этих бабушек служить. Для такого прихода нет смысла вкладываться в какую-то миссионерскую деятельность.

— От одного эксперта довелось услышать печальный прогноз. Мол, были сытые нулевые, у людей деньги более-менее имелись, а сейчас начнет не хватать людям на основные статьи расходов, и мы столкнемся с тем, что по российской глубинке появятся таблички на дверях храмов: «Приход закрыт по финансовым обстоятельствам»… И таких табличек может быть много. Как вы считаете?

— Это невозможно. Крупный бизнесмен в новой ситуации денег не даст на строительство. А люди, имеющие хотя бы небольшой, но стабильный доход, они в храм всегда понесут.

— Бедность приходам в России не грозит?

— Нет, она грозит из-за неэффективного расходования средств. Где-то средства инвестируются, а где-то, наоборот, коррупционируются.

— Бедность приходам грозит только сверху.

— Угроза есть, если ситуация не поменяется, но ее можно поменять, это не поздно. Деньги есть, их аккумулируют, это очень большие деньги. Часть их идет на какие-то церковные проекты, но все это происходит абсолютно несистемно. Как одна голова повернется, так все и пойдет.

— Приход в любом случае себя как-то обеспечит. Если на приходе бесплатные требы, если при этом нормальная зарплата у священников, если нет обычая давать наверх какие-то крупные суммы…

— …Если не задавят сбором на Патриархию… Сейчас мы имеем неэффективное, никакими анализами не подкрепленное проведение неграмотной финансовой политики, в том числе фискальной.

Воцерковить не власть, а чиновника

— Следующий вопрос: Церковь и власть. Начнем с сильных сторон. Сила для церкви в настоящее время — это административный ресурс. Помогает храмам прежде всего местная, муниципальная власть. Привожу пример. Надо подключиться к электрической сети, прокопать канаву, что-то заплатить, а у прихода нет таких денег. Что делать? Была команда, и храм запитали от организации, которая этого не хотела.

— Может, административный ресурс — это искушение, а не сила.

— Зато приход начал жить. А так зимой просто не пришел бы никто, холодно, люди бы дома сидели.

— То есть Церковь и власть дружат?

— Не дружат!!.. (хором)

— Власть может давать Церкви послабление и иногда поддержку, чаще все-таки послабление. Например, объединенная техническая инспекция должна была прийти и оштрафовать приход, у которого даже юридического лица нет, а ведь какие-то работы идут. Но приходу пошли навстречу. Сказали: вы сейчас оформите все документы, а мы напишем жалобщикам, что все в порядке.

— Грубо говоря, о чем речь, деревянные строения запрещено строить в Москве. Тем не менее, деревянные храмы строятся.

— Они формально временные.

— Приход вынужден оглядываться на свою местную власть, на управу, префектуру, отдел полиции, пожарную часть. Можно было бы сказать: все, что у нас происходит в районе, это неправильно, та или иная контора — это в реальности просто бандитская организация. Но тогда — раз, и на Крещение снег тебе не расчистит никто. Возьмешь трактор, будешь сам чистить. Можно сказать, что есть некоторая зависимость: Церковь не может власть покритиковать.

— А должна?

— Должна. Официально я этого не могу заявить, но прихожанам говорю: действительно, во власти и воры, и бандиты. Но уж какие есть … Это на приходском уровне. На епархиальный и общецерковный уровни это все тоже проецируется. Но речь сейчас о том, что есть возможность: не привязать людей из власти административными мерами, а воцерковить. Эта возможность реальная.

— Например, может быть информационная поддержка. Если есть человек на высоком уровне, который сам не станет влиять, но скажет вовремя: такая-то гадость против Церкви злоумышляется, будьте готовы. И можно на опережение идти, публично говорить, что втихую хотят какую-то гадость сделать, — и тогда её не делают.

— Необходимо воцерковление не власти, а отдельных ее представителей, потому что человек играет большую роль в истории.

— В районной управе у нас был человек, очень помогал в строительстве храма.

— У нас был такой человек, который сейчас пошел на повышение. Мне жалко: ушел живой человек, который сотрудничал не потому, что ему велели или ему это было выгодно. Он помогал Церкви как столпу общества.

— Можно воцерковить власть, а можно воцерковить чиновника.

— Когда священник приходит сейчас к главе районной управы, он с ним сотрудничает, говоря: «Я тебя не стараюсь изменить, ты будь таким, какой уж есть, мне просто от тебя нужно то-то и то». А если каждый епископ и священник будет обращаться к человеку иначе: «У тебя есть ответственность перед Богом и перед собой, и надо меняться для спасения собственной души, для твоей собственной душевной пользы…»

— Византийский подход. Церковь сама не решает политические задачи, но добрые христиане во власти автоматически защищают интересы Церкви.

— Тут угроза:стать, как сто лет назад, придатком власти. То есть вернуться к ситуации, от которой мы благодаря страшным кровавым гонениям ушли сто лет назад.

— И пришли опять.

— Не совсем.

Отеческая забота и начальственный произвол

— Сильная сторона церковной вертикали в том, что, если настоятель хороший, он может создать хороший приход из рабочего материала. Может зажимать священников, которые являются просто требоисполнителями, сокращать им зарплату.

— Настоятель может направлять ресурсы на вещи, необходимые для развития прихода, а может на вещи, необходимые для себя.

— Сильная сторона — это самоуправляемость современного прихода?

— Посмотрим на финансовую отчетность приходов начала ХХ века: приход был готов жертвовать на купола и колокола, но никогда не был готов жертвовать на воскресную школу. Потому что благоукрашение храмов — это была для прихожан понятная вещь, а обучение детей — непонятная. Сейчас, скорее всего, ситуация сложится наоборот, дети будут в плюсе.

— Как вы считаете, новый приходской устав сделал жизнь прихода лучше или хуже?

— Никак не повлиял. Все осталось так же, как было.

— Если есть хороший настоятель, вокруг будет хороший приход. Слабая сторона: плохой настоятель испортит все.

— Понятно, что если хороший настоятель, это хорошо. Если плохой, то плохо.

— Вы сказали «церковная вертикаль», а я бы сформулировал иначе: настоятель формирует вокруг себя независимое пространство. У него есть финансовые и административные рычаги внутри Церкви. Он является активной дееспособной независимой единицей низового церковного устроения.

— Хороший настоятель может быть независим от плохого епископа.

— Вот это неожиданно.

— Слабая сторона в том, что любой настоятель, хороший или нет, может быть подавлен сильным плохим епископом.

— Слабость прихода в том, что может прийти сильный плохой епископ, и он может задавить даже хорошего настоятеля. Коса на камень найдет.

— Мне кажется, угрозой может быть зависимость от самовластия епископа.

— Вы имеете в виду, что приход рискует быть уничтоженным.

— Это системное явление.

— Произвол епископа по отношению к приходу.

— Предположим, епископ выжимает стабильно и ничем другим не интересуется. Как пешек, переставляет настоятелей. Это часто является деструктивным моментом для приходской жизни.

— Известный митрополит, мы знаем его любовь тасования… Это только ему понятный пасьянс. При этом никто не жалуется. Перемещение на другой приход — это тоже угроза.

Как классифицировать приходы и прихожан

— Вы только что рассказали нам об удовлетворенности людей современной приходской системой. Рассказали, насколько они, скорее всего, хотят изменений, в какую сторону.

— Да, существующий социальный запрос.

— Хочу обратить ваше внимание, что священники видят этот вопрос в иной плоскости. Например, в вашей схеме рядом могут оказаться и белое приходское духовенство, и люди, которые мало посещают службы, зато хотят что-то реформировать, потому что у них какие-то прекрасные идеи.

— Это классификация по степени удовлетворенности, это не прогноз социального действия. Вокруг приходской жизни ситуация складывается не рыночная, социальный запрос мало кого волнует.

— В любом случае, не совсем с вами согласен, потому что удовлетворенность или неудовлетворенность приходским устройством не соответствует степени церковности людей в принципе. Для священников более адекватной была бы классификация, если бы мы разделили людей на тех, кто совершенно к приходу не относится, и на тех, кто дистанцируется от приходской жизни, вернее, эпизодически в ней участвует. На людей, готовых разве что разово пожертвовать что-то в связи с крестинами или отпеванием, и которые приходят иногда поставить свечки.

— Захожане.

— Есть третья группа — редкие участники приходской жизни, которые посещают богослужения в каком-то своем режиме, нерегулярном, хаотичном, по возможности, раз в месяц или два. Есть четвертая группа — постоянные прихожане, которые обычно хотя бы раз в неделю участвуют в богослужении и считают это для себя долгом. И пятая группа — активные прихожане.

— Степень церковно-приходской активности не совсем зависит от неудовлетворенности или удовлетворенности сложившимися практиками. Люди вполне церковные могут быть удовлетворены или, наоборот, не удовлетворены. Это другая шкала.

— Что для нас важно, это степень участия в приходской жизни.

— Человек может быть активным прихожанином, но при этом его внутренняя позиция может быть разной, он может быть как довольным, так и недовольным какими-то практиками, требованиями, общей атмосферой в приходе, да и в Церкви.

— Активные прихожане — это не только постоянные участники богослужений и приходской жизни, это те, кто проявляет инициативы или участвует в инициативах настоятеля. Это люди, которые участвуют в воскресной школе, беседах, социальной деятельности. Которые видят свою церковную жизнь не только в регулярном участии в богослужении, а в более широком служении.

— Что, между прочим, требует колоссальной затраты времени. Это для людей, у которых есть свободное время.

— Суббота и воскресенье — это колоссальная затрата времени?

— Знаете, для кого-то да, например, для работающих многодетных людей.

— У нас в приходе есть прихожанка, которая выкладывает на сайт фотографии, которые делает другой прихожанин. В общем-то, необязательна какая-то колоссальная нагрузка по времени. Есть просто желание лично для себя видеть и переживать Церковь не только как участие в богослужении. Это личная внутренняя потребность, активная позиция.

— Я не знаю правильный ответ и не даю оценок. Но приведу пример: когда я говорю про группу людей, которые приходят к Таинствам и больше никак в приходской жизни не участвуют, то встречаю два противоположных взгляда на эту группу. Одни говорят: да, это нормальная христианская жизнь, а не клубная, ибо жизнь по заповедям — это личный труд, в центре которого Евхаристия. Другие говорят: это эгоизм и индивидуализм, для христиан необходимо обязательно что-то делать сообща, захожане сами себя обманывают. Таким образом, имеем два разных оценочных взгляда на одну и ту же практику приходского участия. Поэтому, тут я говорю по возможности безоценочно, рискну предположить, что классификация не по активности, а по степени удовлетворенности прихожан может быть в чем-то более адекватна, чем более привычная и, на самом деле, более простая классификация по степени интенсивности участия в приходской жизни.

— А можно это описать так: приход как сфераличной ответственности прихожанина? Когда он чувствует, что он не просто причастен, он в ответе, а не только настоятель.

— Такой группы в определенных приходах может не быть вообще.

— Может не быть. Но вы говорите, что человек пытается найти новые формы, приходит иногда с какими-то идеями.

— Он пришел с новой идеей, его отослали с новой идеей.

— Пока, наконец, не перегорит или не перейдет куда-нибудь.

— На самом деле, может быть, тут речь идет не о формах приходской жизни. Обычно человека не просто интересуют те или иные формы приходской жизни или нет. Христианин думает о спасении. О спасении он слышит от пастыря, проповедника. Если проповедник говорит: «Ребята, у нас есть бабушка, давайте ей поможем», — приобретается желание участвовать в какой-то другой форме церковной жизни, не только в богослужении.

— Вы общаетесь с людьми, которые думают о спасении. А я знакома с результатами социологических опросов по всей России, и могу сказать, что в этой реальности о спасении думают очень немногие. У меня крышу сносило, когда мы пытались проанализировать восприятие времени. Там люди, которые говорят о времени через призму спасения, вообще фактически не заметны в общем массиве говорящих и пишущих. У нас 80% крещеных православных, если не больше, а о спасении и воскресении в связи со смертью и временем и речи нет. Вообще, контекста такого нет. Время — это «включили — выключили», на худой конец сон или карма. Ситуация оценки действия через спасение — это ситуация ядерных прихожан, это не социологический показатель. Хотя такой показатель мог бы быть. Мы, кстати, говорили о важности существования понятных и взаимно разделяемых показателей жизни по Евангелию.

— Тем не менее, согласитесь, что мы, собравшиеся, не теоретики, а практики, и в этом смысле мы предполагаем, что наш приход существует для спасения. Мы видим его цель, и мы можем размышлять, исходя из целей, для которых приход существует, если говорить вообще о смысле его существования.

— Нужен вектор. Это не мое предложение тут прозвучало. Но это, как мне кажется, какое-то очень сильное предложение. Если такой вектор всем понятен и о нем можно рассказать, описать его, причем не в вечности, а сейчас, здесь, в мирской жизни, то в принципе становится понятнее, как определять силы и слабости, угрозы и возможности. Вы говорите, что вы носитель этого экспертного уникального знания как представитель духовенства, с чем я никогда не поспорю. Вы знаете, как надо, ибо вы настоятель. Я задаю вопросы и записываю.

— Я говорю от имени священников, которые участвуют в одном и том же процессе. Мы все стараемся свое осмысление церковной жизни преподать другим, тем, с кем общаемся. Это наша профессиональная деятельность. В этом смысле, размышлять о слабых и сильных сторонах, я думаю, нужно, исходя из того, что для прихода добро, а что зло. Это надо понять.

— Если мы размышляем как типичное церковное священноначалие, то положительные стороны прихода: красивый новый построенный храм или отремонтированный древний, взносы, хорошее ведение документации, красивые фотографии.

— Важность внешних заметных красивых критериев для начальства в сильные стороны записывать или в слабые?

Равна ли христианская община приходу

— Если мы будем размышлять о силе и слабости, мы должны принять какие-то критерии. А эти критерии для нас, христиан, изложены в Евангелии. Если мы в эти критерии вникнем, мы поймем, что Христос богомудро не говорил о каком-то четком и конкретном устройстве церковной жизни. Если бы Он об этом сказал более четко,то нам всем было бы гораздо сложнее. Есть современное устройство Церкви, оно исторически сложилось за тысячелетия и не соответствует заветному устроению Церкви, некоторая его ущербность очевидна давно. В чем эта ущербность состоит? В том, что Церковь вырождается в обслуживание идеологии и ритуальное обслуживание населения. Церковь как общество верных Богу вырождается в некий институт, который исполняет эти две функции. Приходское устройство Церкви подразумевает такое обслуживание населения. Мы можем сказать, что это идет от желания всеобщей христианизации. Если Христос говорил: ” Не бойся, малое стадо!” (Лк.12:32), говорил о христианах как о гонимой горстке людей, то в современном мире христианство претендует на глобализм, всеобщность, идеологию государственности.Тогда, естественно,приход становится ущербной, но единственно возможной формой существования с посылом на всеобщность для населения страны.

— Для нас и священноначалия важны цифры. Допустим, сколько людей выбрало основы православной культуры за последний год? Повысился процент или понизился? Сколько храмов построено по Программе-200, меньше, чем в прошлом году, или больше? Количественные показатели заменяютсмы словые, потому что по-другому нынешней системой управлять невозможно.

— Может быть, это проблема не прихода, а модели управления?

— Нет стратегического мышления у священноначалия.

— Приходская жизнь проявляет общецерковные болезни. Что мы видим? Приход не является общностью людей, связанных друг с другом во Христе. Христос говорит: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13:35). Апостол Павел говорит: «Не забывайте также благотворения и общительности, ибо таковые жертвы благоугодны Богу» (Евр.13:16). А современное приходское устройство не нацелено на поддержание любви среди верных чад Церкви. И вот — атомизация. Приход является юридической организацией, в которой друг с другом соединены только работники прихода. И соединены абсолютно механическим, финансовым образом: подчинением одному руководителю, администратору, настоятелю. Причем даже христианских отношений обычно не бывает среди сотрудников. Есть исключения.

— Есть куча исключений. Если исследовать приходскую жизнь методом анализа социальных сетей, окажется, что все гораздо сложнее. Вокруг этой юридической единицы выстраивается огромный круг людей, которые друг с другом чем-то связаны. Причем среди них немало людей с капиталами и нерядовых граждан.

— Типичный московский приход выглядит так: люди просто вместе работают в церкви.

— Мы можем закопаться в понятии «приход», если будем говорить о различных приходах. Приход от прихода очень сильно различается.

— Прихожане могут помогать друг другу независимо от настоятеля или священника. И помогают.

— Можно взять ситуацию, когда настоятелю наплевать на все, он деньги зарабатывает, и епископу наплевать. Но есть в приходе три человека и каждый что-то ведет: один воскресную школу, другой социальное служение. Они аккумулируют ресурсы и социальные связи. В итоге есть настоятель, с которым связаны пять сотрудников, и есть три человека, вокруг которых все группируется. И через этих трех человек, которые с настоятелем связаны лишь именем прихода, идёт огромная работа. А настоятелю наплевать. Там, где я служил раньше, была воскресная школа. Никаких денег на нее не выделялось, но было дано помещение. Активные родители, у которых несколько детей в разные группы ходили, сами звали детских писателей, проводили встречи, интереснейшие занятия.

— Слабость на приходском уровне происходит от разделения на клириков и лаиков, на теургов и профанов. Слабость —это отсутствие в усредненном, ничем не выдающемся приходе возможности для общинной жизни. В обычном приходе к этой общинной жизни нет никаких предпосылок, никакого стимула, побуждения, призыва. Но при сильном пастыре, направленном на общинную жизнь, даже при нынешнем приходском устройстве возможность общинной жизни существует. Я говорю не об абстрактной евангельской жизни, а о конкретном общинном устройстве. При сильном пастыре возникает община.

— Может возникнуть община именно как сообщество людей, объединенных друг с другом Христовой любовью. Община может возникнуть на приходе. В любом случае, община не будет равна приходу. Приход все равно — некое количество людей, которые ходят в храм и обслуживают его. При этом внутри прихода может возникнуть какая-то общность — 5–10, 15–20, 40–80 человек.

— У нас часть экспертов как раз спорят на тему прихода и общины, как эти понятия пересекаются, как друг с другом взаимодействуют. Есть эксперты, которые говорят: ура, общинная жизнь. Другие говорят: осторожно, это больше угроза, чем возможность. Есть те, кто говорит, что разницы между здоровым приходом и общиной вообще-то нет.

— Если мы ориентируемся на Евангелие, то общинная жизнь декларирована и заповедова на Христом. Это определенная положительная возможность.

— Смотрите, мы записали это в возможности. Не в сильные стороны, а в возможности, потому что реальность показывает, что, увы, эти надежды часто не сбываются.

— Мы говорили о том, что Христос с нами. Я бы конкретизировал, что в приходе совершаются Богом заповеданные таинства и богослужения. Они доступны.

— Раньше на Пасху людей не причащали. Даже если они пришли, причаститься не могли.

— Да, когда мне говорят о кризисе в церковной жизни, я говорю, что такого количества людей, которые подходят к Чаше, в истории России не было никогда.

Резюмируем сильные и слабые стороны

— Перечисляем сильные стороны :совершаются таинства ; есть возможность открытого исповедания веры; возможность начать XXI век с нового листа; христианская осознанность; деньги на приходах всегда в профиците; у Церкви есть административный ресурс; есть послабления со стороны властей; есть управление приходом и церковная вертикаль; хороший приход может существовать независимо от плохого епископа; евангельский добрый епископ. Теперь о слабостях…

— Добавьте в слабости: в обычном приходе нередкой является некая театрализация богослужения. Речь о том, что люди, участвующие в богослужении, не переживают его духовно, молитвенно, не переживают свое предстояние перед Богом и не могут передать это своим прихожанам. Можно даже сказать, формализация.

— В слабостях: атомизация, кризис общения. Общение это заповеданная форма христианской жизни, значит, кризис общения — одна из слабостей.

— Уточнение к кризису общения, коммуникаций, атомизации приходов и всему, что с этим связано. Есть такая штука как атомизация традиций. При том, что есть множество точек пересечения, условно говоря, у «шпиллеровцев» и «меневцев», они друг с другом не общаются. Хотя потенциал этого общения был бы очень большой. Это проблема, слабость, потому что в принципе в Церкви такое возможно.

— Еще в слабости надо записать ярлыки, которые прихожане, слушая радио «Радонеж» или своих духовников, вешают друг на друга, на другие сообщества, течения, взгляды. Когда считают, что их собратья по христианской вере то кочетковцы, обновленцы, то, наоборот, ретрограды и мракобесы.

— Слабость может быть в том, что приход является частью вертикали церковной власти. Я хотел отметить, чтоэто все-таки нарушение богоустановленного существования христиан как общины, где старший должен быть младшим, а первый должен быть последним (Мф.19:30). Не было сказано, что это нарушение богоустановленности. Обычно наоборот говорят, что вертикаль это правильно.

— Надо же. Неожиданно, записано. Помогите выделить ключевые слабости.

— Это, думаю, атомизация и разделение — людей, приходов, традиций, общения, коммуникаций… Вера плюс какая-то идеологическая фишка. Потребительский запрос, низкий уровень просвещения, деградация Церкви в институт, который обслуживает идеологию, ритуально обслуживает население.

— Финансы: неэффективное расходование, непрозрачность, коррупция, нет внутрицерковных инвестиций. Затухание приходской жизни: люди уезжают. Приход вынужден оглядываться на местную власть. Разделенность на клириков и лаиков. Навешивание ярлыков. О богослужении: неблагоговейность, театральность, недуховность. В среднем приходе нет возможности общинной жизни.

Угрожающие перспективы

— У вас там угроз мало? Запишите активизм.

— Апостасию.

— Апостасия — это была шутка?

— Я не знаю насчет шутки. Но мне это говорят на полном серьезе. А что имеется в виду под активизмом?

— Активизм как активность прихожан, лишенная духовного наполнения. Молодежь собирается, тусуется, бабушки друг с другом чай пьют, при этом Христос с Евангелием отходят на непонятный план. И люди не видят духовных плодов своей деятельности. Социальная деятельность ради социальной деятельности тоже не является церковным служением. Активизм как вырождение служений в Церкви.

— Можно добавить еще в угрозы следующее: созерцание священником или прихожанином имеющихся проблем и слабостей может привести кого-то к цинизму, кого-то к разочарованиям. Вокруг многие говорят, что в Церкви лицемерие. Один негативный растиражированный пример становится поводом для обобщений.

— Прививки от этого нужны.

— Мы видим священников, которые впали в цинизм, мирян, которые впали в разочарование. Отчего это происходит?

— Здесь много говорилось о финансовых угрозах. Мне кажется, нужно обязательно отметить угрозу превращения прихода в коммерческую организацию. Когда настоятель или близкие к нему люди ищут возможность только заработать.

— Это слабость, такое уже есть.

— Нет, это угроза.

— К сожалению, это не угроза, а данность.

— А бедность является угрозой или нет?

— Если неэффективные церковные расходы, то конечно. Потому что реально есть риск, что скоро будет меньше денег.

— Бедность для христианина вообще не угроза, это радость и спасение. Нищета, при которой невозможно служить, это действительно угроза для сельских приходов.

— Или для городских, когда у священника 25 тысяч зарплата, а он 30 тысяч в месяц тратит на ипотеку.

— Перечисляем угрозы: бедность не угроза; многоклирный приход может потушить увлеченного священника; время играет против нас; риск формирования неправильных стереотипов; приход, воскрешающий истинное евангельское отношение, рискует быть уничтоженным церковью-институтом; могут быть финансовые угрозы для приходов; угрозы иерархии; когда много забирают; угроза оказаться придатком власти, угроза апостасии, угроза активизма, деятельности ради деятельности, нет духовных плодов, вырождение служения. Цинизм заразен. Угроза коммерциализации деятельности прихода и угроза нищеты. Поможете ранжировать?

— Ну, прежде всего прочего идет апостасия, конечно, и раскол. Получается, что сразу приход потерян для Церкви. Если это случилось, то все, дальше говорить не о чем.

— Коммерциализация, мне кажется, сейчас одна из основных реальных угроз.

— Да, это действительно опасная тенденция. И что самое главное, так требуется сверху. Могут простить все и разрешить все, если будет хорошая коммерциализация.

— Контролируется и приветствуется одновре­менно.

— Индульгенция для всех хороших и плохих событий на приходе.

— Это тип взаимоотношений с вышестоящим руководителем. Потому что, если приход стабильно дает хорошие отчисления, ему разрешат либо ужасные вещи творить, либо, наоборот, самые лучшие.

— Это как прилавок на рынке: если хороший доход, делай, что делаешь.

— Во всяком случае, на приход смотрят как на коммерческую точку, которая должна иметь определенный доход. Франшиза.

— Отмечено. Можно дальше? Слабый многоклирный приход может потушить увлеченного священника, пробудить в нем цинизм. Растворение священника в неблагоприятной среде.

— А мне кажется, угроза в том, что можно оказаться придатком власти.

— Нет-нет. В царское время двести лет Церковь была придатком власти, зато каков был размах миссионерской деятельности благодаря финансированию из госказны, это не настолько страшно.

— И произошла революция.

— Произошла революция, но все-таки количество православных в мире благодаря синодальному периоду выросло в разы.

— На первом месте в списке угроз предлагаю «приход как франшиза», на втором — цинизм и то, что священники не могут сохранить свою вовлеченность в служение.

— Все-таки, угрозы власти: время идет, и Церковь рискует быть уничтоженной церковью-институтом.

— Произвол архиерея.

— Да, наше время — это упущенные возможности, потому что у Церкви все возможности были.

— А цинизм тогда можно расшифровать как безынициативность?

— Что толку? Если цинизм на приходе есть, приход уже не живет. Какая разница?

— Отношение к служению как к нелюбимой скучной работе.

— Это действительно бывает, если восемь служб на неделе.

— Не то чтобы нелюбимой — опостылевшей. Если б совсем не любил человек, он бы сюда не пошел. Постылая, постылая работа.

— Должен сказать, что вопросы, которые были отнесены к финансовой стороне деятельности приходов, могут иметь второстепенное значение по отношению к тому, ради чего приходы существуют. Финансы — это средства, а цель иная в приходской жизни. Средства имеют второстепенное значение по отношению к цели.

— Грубо говоря, отсутствие зарплаты у священника второстепенно по отношению к тому, знает ли этот священник Евангелие. Если брать за норму священников, которые все-таки его знают.

Возможности роста

— Напоследок о приятном: возможности. Это рост просвещения мирян через приход; четкое обозначение векторов евангельской жизни, разделяемое епископом и пастырем. И вроде бы прозвучало мнение, что сейчас этих понятных и разделяемых векторов особо и нет, они в некоем дефиците, отсюда произрастает волюнтаризм в оценке деятельности прихода : одни считают, что что-то хорошо, другие, что это же — нехорошо. Нет понятных, обозначенных, признаваемых и опознаваемых всеми векторов евангельской жизни, если они, конечно, могут быть.

— Возможность — это выбор храма по душе. Конкуренция, думаю, это хорошо.

— Открытая тема воцерковления власти, отдельных ее представителей, конкретных людей.

— Перечисляю возможности дальше. Возможность в том, что настоятель волен в выборе форм финансовой активности. Внутрицерковное накопление доходов можно инвестировать в новые приходы, в миссию.

— Возможность: не вкладываться в убыточные приходы.

— Может, не записывать, это некоторым читателям очень не понравится.

— Знаете, есть такая реальность: много невосстановленных храмов в глубинке, где раньше была большая деревня или дворянин когда-то вымахал храм Христа Спасителя. Храм где-то стоит в колхозе, три километра до ближайшей деревни, батюшка восстанавливает, денег нет… В такие приходы непонятно, зачем вкладываться.

— Между прочим, это очень популярная тема: храм радихрама не нужен. Давайте это тоже в возможности отнесем — не делать храм ради храма. Это возможность не идти на поводу у желаний. Бог не в бревнах, а в ребрах.

— Так должны быть ребра. Или хотя бы место, где эти ребра найти. Если негде искать, зачем там храм строить? В этом смысле Программа-200 прямо противоположна восстановлению храмов в глуши. Есть громадные многолюдные районы, там и строят храмы, и это правильно.

— Есть работа с мигрантами, этой возможностью никто не пользуется. Вроде, отец Всеволод Чаплин как-то взял на это грант, но продолжения эта работа не получила, а зря, потому что, скорее всего, через несколько лет это очень понадобится. Для этого нужны большие ресурсы, даже не денежные, а человеческие. И главное, исследовательские, потому что не очень понятно, как и что делать.

— Сейчас нет привычки к сотрудничеству между священниками в одном приходе и между приходами. Это большая возможность сотрудничества. В первую очередь говорю о духовенстве. Межприходское общение — дело крайне полезное, но священники часто бывают зациклены только на своем приходе и не хотят учиться друг у друга. Хотя возможность учиться друг у друга — это возможность что-то делать вместе. Внутриокружные, внутривикариатские, внутрисоборные собрания становятся формальностью как раз вследствие того, что священники не умеют между собой общаться, а епископы не могут их научить. Это следствие неумения слушать или готовности слушать только самих себя. А общение нужно для обмена опытом, эффективными практиками приходской жизни.

— Еще одна возможность — использование фонда целевого капитала, финансовый вопрос. Например, в России часто благодетель покупал храму земли, чтобы их сдавали в аренду и содержали на них храм и причт. Эндаумент может быть финансовый, в виде средств в банке, а может быть вещественный, в виде земли, бизнеса и чего-то еще. Условно говоря, если у храма есть эндаумент, это решает некоторые проблемы. Например, можно на средства от него снимать квартиру иногороднему священнику, избавив его от огромного количества проблем. Или какие-то внутриприходские направления работы обеспечить за счет эндаумента. Этим мало где пользуются, хотя это очень удобно. Нужно немного стратегического мышления. Хотите нам крышу перекрыть красивым железом? А лучше, пожалуйста, вы пожертвуйте деньги вот сюда.

— Возможность: работа с кадрами. Нет понимания, что священника можно и нужно воспитать, причем с детского возраста. Священника проще попросить у епископа, чтобы он его из семинарии взял. А это неправильно, потому что священники так воспроизводятся довольно плохо. Священников нужно готовить, причем, чем раньше начать, тем лучше. Если в каждом хорошем мальчике священник будет видеть потенциального будущего священника своего прихода, то, скорее всего, и священников будет больше, и в приходе будет больше верности. Я знаю нескольких священников, которые, где родились, там и пригодились. С детского возраста надо работать, довести до семинарии и вернуть обратно. Священник, который вырос и вернулся на свой приход, относится к нему совсем иначе, чем если бы его прислали из другого города.

— Тренируют же футболистов с детства.

— Еще одна возможность может появиться по аналогии с католическими организациями мирян,где ставка делается на внешнее влияние. Прихожан мотивируют делать карьеру, основывать бизнес. Приведу конкретный пример. Есть у нас несколько прихожан: один из них открыл свой бизнес и взял других на работу. Другой прихожанин пошел в чиновники, сделал карьеру, помог своему приходу, другому, третьему. Третий стал врачом и по субботам бесплатно консультирует прихожан.

— Ориентировать мирян на успешность в миру?

— Вспоминается рассказ о лагере для скаутов: «Заработай во славу Божию».

— У меня есть массажист на приходе. Он этим зарабатывает, но говорит: батюшка, я готов делать массаж бесплатно, если у кого есть травмы.

— Как я понял, имеется в виду ориентация мирян на активную позицию в миру с перспективой будущей поддержки Церкви. И эта поддержка будет взаимной. Прихожане, пробившиеся куда-то, могут лоббировать интересы Церкви, что стратегически важно. Это как были в Средневековье братства религиозно ориентированных мирян, которые занимались общими делами.

— Или украинские братчики. Они успешно трудились, были просвещены и помогали Церкви выживать, противостоять католической экспансии.

— Можно сказать про еще одну возможность? ­Политика внутриприходского устройства, поддержка служения внутри прихода, сопровождающая прихожанина в течение всей его жизни. Приход, в который вписывается жизненный цикл прихожанин. В нашем приходе у каждого человека есть место в зависимости от того, к какой социально-возрастной группе он принадлежит. Есть группа раннего развития, куда ребенок начинает с двух лет ходить, из нее он переходит в младшую воскресную школу, потом в старшую, потом в молодежную группу. На приходе существует сопровождение прихожанина служениями на протяжении всей жизни. Если ты совсем ребенок, ты в группе раннего развития. Если ты молодой семьянин, ты в семейном клубе. Если тебе за сорок, ты чем-то другим занимаешься. Как из класса в класс переходишь.

— Возможность: сопровождение прихожанина теми или иными формами служения на протяжении жизни, от воскресной школы до преклонных лет.

— Если тебе 12–16 лет, что ты кроме службы можешь в приходе посетить? Обычно это дырка от бублика. 12–16 лет — это такой проблемный возраст.

— Предлагаю, при ранжировании возможностей, выделить как первоочередное — просвещение, второе — общинную жизнь. При сильном пастыре может возникнуть при приходе община.

— Да, общины как собрания активных прихожан, которые объединены любовью.

— Давайте поставим общину на первое место.